Мусечка, это ужасно. Мне сначала надо в Англию, а потом в Испанию...
– Нет, я так не могу! – с отчаянием прошептал Иван и резко свернул с дороги в кусты. – Иди сюда...
– Ой, Ваня, ты куда? – удивилась Валя.
– Иди сюда...
Близко гудел шмель, пронзительно пахло жимолостью. Они целовались в кустах, как безумные, и Валя не слышала ничего, кроме шума в ушах, – так стучало у нее сердце.
– Все, все, пожалуйста, больше нельзя...
Они вылезли из кустов красные, вспотевшие и, держась за руки, побрели дальше.
– Я спать хочу, – сказала Валя, пошатываясь. – А ты?
– И я.
– Тогда до вечера?
– До вечера...
Дома еще никто не вставал, было тихо. Валя прокралась в свою комнату, бухнулась в постель. Сон моментально сомкнул ее глаза, но даже сквозь навалившуюся дрему она рвалась всей душой к Ивану, даже в сновидениях не хотела расставаться с ним. А потом – словно провалилась в глубокий черный колодец, у которого не было дна...
– Нигде, ну нигде нет справедливости! – с чувством воскликнула Анна Михайловна. – Пусть хоть она сто раз импортная, из Германии и все такое... Но если госцена у этой куртки сто десять рублей, то зачем же ее продают за сто шестьдесят?!
– Неужели за сто шестьдесят? – ахнула Клавдия Петровна. – И ты купила?
– Купила, – скорбно, после паузы, призналась ее собеседница. – А что делать?
– Анюта, это в корне неверно, ты же своим поступком поддержала спекулянтов!
– А что, я должна была взять отечественную? Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зеленого цвета, рукава фонариком, талия на бедрах – просто тихий ужас! А вот тут у тебя чего, в этой кастрюльке? Надо же, гречка!.. Ее же днем с огнем не сыщешь... – мечтательно произнесла Анна Михайловна.
– А мне троюродная сестра из Ленинграда прислала. Давай я тебе тарелочку положу... Мои-то и не едят почти ничего. Что та, что этот...
– Нет, нет, нет, я навязываться не буду... ну разве что одну ложечку... Клава, а ты слышала, что Ленинград хотят переименовать?
– Слышала. Сестра писала... Типа, все как раньше, до революции – назовут Санкт-Петербургом. Санкт-Петербург... Сан-к-т... Язык можно сломать!
– Да и смешно как-то... Нет, не стоит к этому серьезно относиться! Был Ленинград, и пускай еще тыщу лет Ленинградом остается.
– Вот-вот, и сестра против. Говорит, после того, как город блокаду пережил, его вообще трогать нельзя. Ишь придумали – Санкт-Петербург! Тебе еще подложить?
– Нет, нет, нет! При моем пятьдесят четвертом размере просить добавки – просто преступление...
Валина мама включила переносной черно-белый телевизор, который стоял на веранде, покрутила антенну. На экране скакали полосы, звук надсадно шипел.
– Черт, не видно ничего... – с досадой сказала Клавдия Петровна. – Совсем не ловит сигнал!
– Вот вроде бы когда вправо, ничего... Клава!
– Что?
–
