в печку. А еще я помню, как он старел.
Это происходило постепенно, шаг за шагом. Сперва тачка: сколько бы я ни кричала, дедушка не мог катить ее быстрее. А потом и вовсе говорил: «Я старею. Вылезай, побегай, твои ноги моложе моих».
Со временем я становилась старше и сильнее, а дедушка – старее и слабее. Прошло несколько лет, и уже я толкала тачку. Вскоре и копать картофель ему стало тяжело, так что золотисто-белые шары выкапывала опять-таки я.
Мне всегда говорили, что дедушка плохо слышит, но я не замечала этого, пока была маленькой. Просто продолжала болтать: ведь мне казалось, что он всегда меня понимает.
Однажды я заметила, что у деда с носа свисает капля. «Почему у тебя капает из носа?» – бесцеремонно спросила я. «Не будьте нахалкой, мелкая мадам», – парировал он, вынимая платок и утирая виновника.
Помню, с каким интересом я в раннем детстве наблюдала за его кожей. Если ее оттянуть и отпустить, она очень медленно возвращалась на место. Я проделывала то же самое со своей кожей, но там все происходило мгновенно. «Так и должно быть, – успокаивал дедушка. – Когда ты будешь старенькой, как я, кожа у тебя тоже станет такой, как у меня». – «Я никогда не буду старой!» – завопила я с полной убежденностью и помчалась по садовой дорожке к дедушкиному сараю, полному самых разных чудес.
Мне рассказывали, что бабушка умерла в 1943 году от инфаркта. Когда она умирала, рядом были мама и дедушка. Мама говорила, что в последние полчаса дедушка держал бабушку на руках, нежно целуя и поглаживая ее лицо. Она умерла, как жила, под покровом его любви, и после ее смерти дедушка жил один. У них было восемь детей. Четыре дочери, в том числе моя мама, постоянно заботились о нем.
Постепенно ему стало сложно следить за чистотой. Помню, как мама сетовала: «Папа живет в грязи. Я нашла две пары грязных трусов в глубине его ящика».
Со временем я поняла, что изменился и его запах. Раньше, думая о дедушке, я всегда представляла себе чудесный запах земли, листьев и прокуренной старой куртки. Но и это стало другим. Позже я поняла: запах изменился из-за мочи. Нет, у него не было никакого особого недержания – просто у большинства мужчин в этом возрасте есть проблемы с простатой. Все происходило постепенно и практически незаметно, запах ни у кого не вызывал отвращения.
Две его дочери владели небольшой кондитерской. Сперва после бабушкиной смерти они позволили дедушке помогать там: ему было приятно общаться с покупателями, ну и, как говорили мои тети, «все-таки ему есть чем заняться». Но через несколько лет ему нельзя было доверить даже считать сдачу, и, что хуже всего, он не замечал, когда у него капало из носа. В результате пришлось мягко отстранить деда от дел. Конечно, он скучал, но кротко соглашался: «Сейчас я действительно постарел. Ваш черед, молодые».
Дедушка был ветераном англо-бурской войны (1898–1902), и ему предложили место в Королевском госпитале в Челси[3]. Он отказался и решил остаться
