не удастся это, то рано или поздно он может сделаться опасным для нас орудием в руках наших врагов.
Трое патрициев замолчали.
В эту минуту живая стена перед портиком немного раздвинулась, и под колоннадой показалась Валерия, жена Суллы. Она шла в сопровождении Гортензия и многих других патрициев к своим богатого разукрашенным золотом и пурпуром носилкам, которые были принесены четырьмя сильными каппадокийскими рабами к самым ступеням портика.
Валерия была вся закутана в широкую и тяжелую паллу из голубой восточной материи, скрывавшую от жадных глаз ее посланников прелести, которыми так щедро одарила ее природа; до этой минуты она выставляла их под портиком напоказ перед всеми, насколько это позволялось приличием.
Лицо ее было бледно, и большие черные глаза смотрели неподвижно, со скучающим выражением, что казалось странным в женщине, всего месяц как вышедшей замуж.
Отвечая на поклоны столпившихся вокруг носилок патрициев грациозным наклонением головы и очаровательными улыбками, она, скрывая под улыбкой зевоту, пожала руку двум своим записным поклонникам, Эльвию Медуллию и Децию Цедикию, которые никому не хотели уступить честь подсадить ее в носилки, и, задернув занавеску дверец, знаком приказала носильщикам идти.
Носилки тронулись, предшествуемые скороходом, расчищавшим путь, и сопровождаемые конвоем из шести других рабов.
Скрывшись от глаз своих поклонников, Валерия с облегчением вздохнула и, откинув с лица покрывало, смотрела со скучающим и меланхолическим видом на мокрую улицу и на серое дождливое небо.
Спартак, стоявший с Криксом позади патрициев, видел, как Валерия садилась в носилки, и тотчас узнал в ней госпожу своей сестры. Он почувствовал легкое волнение и, толкнув локтем товарища, шепнул ему на ухо:
– Это Валерия, жена Суллы.
– Клянусь священным лесом, она прекрасна, как сама Венера!
Между тем носилки приближались к ним, и взгляд Валерии, рассеянно глядевшей в дверцу, упал на Спартака. Молодая женщина вздрогнула, словно от неожиданного толчка, и слегка покраснела. Черные глаза ее приковались к Спартаку, и, когда носилки прошли мимо, она высунула голову в дверцу, продолжая глядеть на него.
– Эге! – вскричал Крикс, от которого не укрылись эти явные признаки благосклонности знатной матроны к его товарищу. – Я вижу, любезный Спартак, что богиня Фортуна, эта капризная дама, схватила тебя за волосы, или, вернее, ты, милейший наш Спартак, схватил за косу эту своенравную богиню!.. Держи же ее крепче, дружище, чтобы не остаться с пустыми руками, когда она вздумает ускользнуть!
Последние слова были внушены ему видом Спартака, который казался потрясенным и заметно побледнел. Но он тотчас овладел собой и ответил, стараясь принять шутливый тон:
– Замолчи, глупая башка! Что ты брешешь о Фортуне? Клянусь палицей Геркулеса, ты слепее всякого андабата[7].
Чтобы
Читатели, вероятно, помнят, что так назывались гладиаторы с опущенным забралом, не позволявшим ясно видеть окружающее.
