в подбородок и двигал челюсть туда-сюда.
– Эти жалобы я видел у вас на столе еще вчера. Мне вы принесли их сегодня, в пятницу, в самом конце дня, намекая, что можно поработать дома.
Прокурор улыбнулся и отпустил подбородок.
– Я и сам беру работу на дом.
– Сами можете, а загружать подчиненного не имеете права.
– Ну, чем вы будете заниматься два дня? Смотреть телевизор?
– Не держу.
– Играть в домино, карты, шахматы?
– Не играю.
– Болеть за какую-нибудь команду?
– Век не болел.
– Копаться в земле? У вас нет участка. Тогда, пить вино?
– Гостей не жду.
– Может быть, вы стоите в очереди за коврами?
– Нет, – поддержал игру Рябинин.
– Сергей Георгиевич, вы не умеете отдыхать, как все нормальные люди…
– Упустили рыбалку, прибивание полочек, обед у тещи, прогулки с пуделем и вязание крючком.
– Этим вы тоже не занимаетесь. А если не умеете отдыхать, тогда работайте.
– А если у меня есть хобби? – спросил Рябинин.
– Не представляю вас собирающим значки, спичечные наклейки или бутылочные этикетки…
– А серьезного увлечения вы не представляете? – улыбнулся Рябинин, говоря уже не о себе.
– Уж не ищете ли вы смысл жизни? – улыбнулся и прокурор.
– Ищу, – неожиданно для себя и чуть с вызовом признался следователь.
– Ну, это не хобби, – посерьезнел Беспалов, заметив, что его подчиненный заметно покраснел.
– Да, это не хобби.
Юрий Артемьевич на секунду задержал его руку в своей: хотел сказать, или спросить, или хотел поспорить… Но они уже прошли коридор и были у выхода.
То зимнее небо, которое, спасаясь от солнца, опустилось на землю, теперь опустилось и на Рябинина. Липким холодом оно коснулось лица, но больше всего ему подошли стекла очков, которые сразу побелели от незримых капель, словно кто-то шел рядом и бесшумно работал распылителем. Идти пешком сразу расхотелось – только очки будешь протирать. Рябинин шагнул в троллейбус, который по воде подкатил с шипением…
Лида была дома. Она пролетела мимо, коснувшись губами его щеки, и понеслась на кухню – видимо, только что пришла и готовила еду. Там уже что-то шипело.
Рябинин быстренько разделся до трусов и приоткрыл дверь на балкон. Одна из тех мыслей, которые потоком бегут в нашем сознании и пропадают невесть куда, вдруг попыталась остановиться. Но с балкона ринулся холодный воздух, частичка зимнего неба, и Рябинин взял гантели. Тело, просидевшее день неподвижно, теперь наслаждалось работой; оно уже перестало чувствовать холод и порозовело. Но был еще резиновый жгут, который то щелкал по спине, опадая, то дрожал, растягиваясь на вытянутых руках.
– Кушать подано! – донеслось из кухни.
Рябинин
