головы. Нигде не жал, не топорщился. Напротив, легко и нежно струился, холодя тело.
В примерочной, бросив сумку на табурет, Нинка крутилась перед зеркалом. Вскидывала руку с воображаемым микрофоном, словно она уже на сцене, и низко кланялась, повернувшись к Доре задом – не слишком ли? Нет? Все нормально? Нигде не выпирает? Тебе нравится? Дора в кабинку не помещалась, да и Нинке в ней было тесновато. Неподалеку в зале сверкало зеркало. Нинон выбежала к нему, повертелась, сделала еще пару пассов руками под одобрительные хлопки подруги. И минуты не прошло, как она вернулась в примерочную. Стянула платье, уже надела свою кофту и тут заметила, что сумка расстегнута…
– А-а-а!!! – Утробное рычание взбешенной львицы напугало Дору. Она отдернула шторку. В углу на табурете сидела полуголая Нинка с выпученными глазами. На ее бледных ляжках лежала раскрытая сумка.– Кошелек спи… пи… пи… – заикалась она.
Не раздумывая, юркой мышью Дора неслась по рядам в надежде отыскать вора. Но куда там – его и след простыл! Недовольная кассирша вскинула брови: «Мы не отвечаем. За вещами смотреть нужно. А видеозапись только по требованию полиции. И вообще – сами виноваты».
– Концерт окончен. Гаснет свет… – неспешно выплывая из примерочной, почти басом подвела итог Нинка. Вешалку со злосчастным балахоном она оставила на ближайшей стойке и уверенно направилась к выходу. – Видно не судьба, видно не судьба… – тихо подвывала она.
Семенившая за ней Дора подхватила наряд.
– Как ты быстро сдалась! Ну, украли, и что? Не жить теперь? Знаешь, как евреи говорят? Спасибо, Господи, что деньгами! Подумаешь, пятнадцать тысяч. Я тебе куплю это платье.
Дора комкала злосчастный наряд, отыскивая бирку с ценой. Наконец нашла. – Всего-то полторы…
– Нееет! – гаркнула Нинка на суетливую подругу и, вырвав из ее рук балахон, кинула в корзину с носками. – Нет!
Брать снова – идти наперекор. Такие вещи с ней не проходили. Сказала – отрезала. Заявление в полицию писать не стала. Смысл? Если и найдут, то денег все равно не вернут. К тому времени они уже будут потрачены.
Неудачный день подругам скрасил пакет жутко кислых «Жемчужных слез». Та еще дрянь. Поначалу Айседора хотела утешиться любимым мартини, но кассирша никак не могла найти ключи от витрины, за которой прятали благородный напиток от любителей распивать в торговом зале.
«Фиг с ним! Берем бумажное», – распорядилась Нинон и цапнула со стойки ординарное в тетрапаке.
Разлитые по стаканам, «Слезы» хорошо пошли под золотистые оладьи из хека. На душе сразу потеплело и захотелось любви и песен. Любить было некого, и они спели. Успешно. Соседи дружно аплодировали по батарее, и Нинон ответила им новым залпом из Ваенги!
Груди ее, стиснутые тугим лифчиком и полуприкрытые цветастым халатом, вздрагивали, когда она жадно хватала воздух. Отбивая ложкой по столу в такт любимой мелодии, Айседора подхватывала гласные и выдыхала их с трескучим
