был высокий стройный молодой человек лет двадцати пяти. Красивый, он имел надменное выражение лица, пышные гусарские усы и офицерский мундир.
Господа молча смотрели друг на друга: Ричард спокойно, а офицер – с вызовом.
– Вы не знакомы? – произнесла Анастасия. – Борис, это маркиз Ричард Редсворд, друг Дмитрия Григорьевича Воронцова.
– Поручик Курбатов Борис Иванович, – представился гусар, надменно приглаживая пышные усы.
– Имею честь, – ответил Ричард.
– Прошу нас извинить, – сказал поручик и бесцеремонно увел Анастасию.
Дмитрий был возмущен до глубины души.
Он знал Софью с детства. Владимир Дмитриевич часто говорил, что хочет породниться с Ланевскими. Софья всегда была к нему расположена. И он был в нее влюблен. Так почему стоило ему уехать, как она, любившая его, стала принимать ухаживания Кости? Это было весьма сильным ударом.
Но письма-то, письма!
Да, Софья действительно ему писала. Писала много – и все ерунду. Ну, право, что он мог ответить на рассказ о бале в Михайловском дворце? Выразить восхищение, что ее красота не осталась незамеченной. Это глупо. Или написать пылкое ревнивое послание, полное оскорбленных чувств и израненных надежд? Да с какой стати? Он ей не муж и даже не жених.
А что он мог ей написать? Очередной вздор о пылких своих чувствах? Очередной отчет о проведенном дне? Придуманную историю о скучном времяпрепровождении вдали от возлюбленной? Не мог же он написать ей правду о кутеже, пьянстве и парижских проститутках.
И все же Дмитрий чувствовал, что своим молчанием и редкими, сухими и крайне лаконичными ответами он убивал в ней интерес к своей особе.
Но как, какого черта он мог забыть ее? Она прекрасней всех, кого он видел. Быть может, среди женщин, с которыми Дмитрий близко знакомился во время путешествия, и попадались хорошенькие, но в них не было невинности Софьи, ее нравственной чистоты.
Размышления молодого повесы прервал знакомый голос.
– Весь в отца: такой же гордый и самодовольный. – Голос принадлежал княгине Марье Алексеевне.
– А мне он показался учтивым человеком, – возразил Демидов.
– Опомнитесь, мой милый, он же Редсворд! – воскликнула княгиня.
– Довольно, – сказал Владимир Дмитриевич, – маркиз Редсворд – мой гость, и я не желаю слышать о нем подобных отзывов.
– О, Владимир, только ради вас, – ответила Марья Алексеевна.
– Не будем забывать, мы на балу, на дне рождения вашей внучатой племянницы, – напомнил Воронцов.
– И правда, – согласился Ланевский, – давайте же поговорим о бале…
Дмитрий поспешил ретироваться, и успешно сделал это, оставшись незамеченным.
За эти полчаса он и думать забыл о своем друге.
Но отчего такая враждебность, такая неприязнь? Об этом, пожалуй, следует спросить дядю.
«Но
