Куропёлкин. Она назвала его «Женечкой», она ласково погладила его, как ребёнка, по головке.
Нинон…
Что бы это всё значило?
Обольщаться чем-либо Куропёлкин себе не позволял, жизнь – лучший учебник знания, и его многому научила, и теперь радоваться было нечему, ну, Женечка, ну, холеной, с парижскими запахами рукой по головке, и что? Ничего. И не стоило обволакивать себя фантазиями или хуже того – цветастыми, как кимоно от Кензо, видениями надежд. Дамочка вернулась из Парижа и Милана в кураже, восхищённая собой и своими приобретениями, готова была стать несвойственно-щедрой, от этих своих щедрот и одарила его, Куропёлкина, и Женечкой, и поглаживанием волос, хорошо хоть не догадалась ещё потрепать по щеке.
Куропёлкин повернулся на левый бок и закрыл глаза.
Вот бы перевернуть свои мысли… Неизвестно, правда, на какой бок…
А Куропёлкину ещё долго предстояло ворочаться на своей лежанке при свете ночника.
При смене очередной беспокойной позы (перед тем он маялся – и дремота не приходила – на животе, уткнувшись носом в подушку) Куропёлкин обнаружил: одеяло сползло с Нины Аркадьевны в глубину алькова и спина работодательницы решительно открылась для его наблюдений.
Неожиданные, почти забытые шевеления внутри специального белья чуть ли не испугали Куропёлкина. Зачем эти шевеления и почему вдруг? Можно было предположить, что в отсутствие соблюдателя строгостей режима господина Трескучего спецбельё ослабло, его давно не заменяли новыми надёжными комплектами, а лишь перестирывали, вот и перестирали, вызвав повреждение смирительных свойств тканей и лишив их возможности воздействовать на нарушения приличий.
Негоже это, думал Куропёлкин, негоже!
Завтра же заявлю камеристкам, Вере и Соне, чтобы они более не баловались с его спецбельём и не возбуждали в нём свободу желаний.
К нему отнеслись сегодня незаслуженно ласково, доверчиво, и он не мог ответить на эту ласку грубостью или дурным поступком.
Нинон…
75
– Ну что, Евгений Макарович, – спросила горничная Дуняша. – Добыть для вас пива?
– Ну уж нет, Дуняша, – будто бы испугался Куропёлкин, – обойдемся на этот раз…
– Напрасно, – покачала головой Дуняша, – может, более и не будет такого случая…
– Надо понимать это как предупреждение? – спросил Куропёлкин.
– Да что вы, Евгений Макарович! – воскликнула Дуняша. – Не имею полномочий предупреждать кого-то о чём-либо. Так, высказываю тишайшее предчувствие… Не хотите пива, и не надо. Будем кормить вас стейками и шашлыками. Мужику для поддержания сил требуется мясо с кровью. А вам сегодня это особенно необходимо.
– Ещё одно тишайшее предчувствие? – спросил Куропёлкин.
– Не берите в голову! Приходите на завтрак, – сказала Дуняша.
– Спасибо…
– И за кого вы меня, Евгений Макарович, принимаете, если полагаете, что я вас могу о чём-либо
