её супругом и имел полное право на ласковый интерес.
Я закрыл дверь и прижал женщину к себе. Она начала сопротивляться.
– Джон, ты пьян и от тебя воняет! Перестань! Фу!
Я не отступал.
Настоящий Сэндлер снова активизировался – он принялся мычать, а я боролся и с женой, и с наглым Kewpie.
– Заткнись! – сказал я Сэндлеру страшным низким голосом, который испугал даже меня самого.
Жена приняла это требование на свой счёт и тут же перестала сопротивляться. Сэндлер тоже куда-то делся, а я решил, что нашёл-таки подходящее слово для лёгкого общения с моей новой семьёй.
Жена Сэндлера была первой женщиной, с которой я получил настоящее интимное переживание. И хотя тело Якоба Гроота осталось не у дел, потому что сидело в тот момент в ресторане с другой женщиной, разум получил удовольствие в полной мере. Это меня впечатлило, пожалуй.
Потом я размышлял об этом удивительном парадоксе, и не знал, засчитывать ли такой вариант близости или продолжать считать себя невинным до включения в процесс собственного тела.
Я пришёл к выводу, что для зачёта требуется два полноценных субъекта, то есть тело каждого из них должно иметь собственное сознание. Проще говоря, нужно сознание со своим телом, которое подарено богами, а не взято напрокат у маломерного англичанина.
В общем, я решил не засчитывать такие случаи, когда условия полноценности не были соблюдены. Раз тело не моё, значит – это не совсем я, или совсем не я. Тем более, я был влюблён в Патрицию, сами понимаете.
Жена затопила печь, вынесла куда-то ведро с нечистотами и приготовила завтрак – овсяную кашу. С тех пор мы почему-то всегда ели на завтрак овсяную кашу.
Какой-то мужик с немытыми волосами и в сапогах, которые были измазаны дерьмом, принёс два деревянных ведра с водой. Я попросил его приходить ко мне и приносить воду в чистой обуви. Он пообещал, и я отдал мужику пару-тройку мелких монет, которые нашёл в кармане штанов. Водонос в тот день ушёл от меня счастливым.
А к завтраку вышли дети Сэндлера.
У меня было отличное настроение – мне нравилась моя новая роль главы семейства.
Я объявил семейству, что молиться мы не будем и принялся есть кашу – она показалась мне великолепной.
Жена Сэндлера смотрела на меня как на спятившего, а его дети выглядели спокойными и почёсывались. Надо сказать, все трое ели без особенного удовольствия.
– Чего грустим? – спросил я и тоже почесался. – Может сходим в баньку?
Повисла пауза.
– Мы мылись, – сказала жена.
Я решил не настаивать и заткнулся, а потом попросил добавки каши.
После завтрака какая-то женщина увела детей в школу, а жена Сэндлера исчезла на втором этаже.
Я задумался над тем, как мне выяснить, чем я занимаюсь и на что мы живём, а главное – узнать календарную дату. Если спрошу напрямую, думал я, Элизабет, или Сара, – честно говоря, я не помню как звали стерву, – решит, что я безумен, и тогда я могу потерять шанс
