говорил о том, что ему страшно не хочется участвовать в этом деле.
Сокольников сел, развернул меню.
– Ты только не вякай, – предупредил он Ганичева.
В дверях кухни показался официант средних лет.
– Он, – шепнул Ганичев.
– Вижу.
Решмин привычно двинулся к столику, но за несколько метров замедлил шаг: он узнал бывших друзей. Однако, взяв себя в руки, профессионально подобрался и подошел к ним.
– Я вас слушаю.
Сокольников смерил его взглядом. Они встретились глазами. Последовала пауза.
– Принеси-ка нам, братец, водки и селедки.
– Попрошу на «вы», – тихо, но твердо сказал Решмин.
– У нас сегодня поминки, – будто не слыша, продолжал Сокольников.
– Больше ничего не желаете? – бесстрастно проговорил Решмин.
– Нет. Ступай.
Решмин отошел.
– Халдей! – отрубил Сокольников.
Заиграл ресторанный оркестр, публика потянулась танцевать.
– Лучше бы он здесь играл! – в сердцах кивнул в сторону оркестра Сокольников. Он сам себя заводил.
Подошел Решмин – подчеркнуто прямой – с подносом, на котором стояли графинчик и закуска. Сокольников смотрел на него тяжелым презрительным взглядом.
Решмин выставил закуски, разлил водку в маленькие рюмочки.
– Помянем, Юрик, хорошего музыканта, – поднял свою рюмку Сокольников.
Ганичев неохотно потянулся к рюмке.
– Я могу быть свободен? – холодно спросил Решмин.
– Нет, погоди… Не чокаемся, Юрик.
Он выпил. Ганичев выпить не решился, вертел рюмку за ножку. Решмин ждал.
– Настоящий был трубач… – продолжал Сокольников.
– Алексей, что ты от меня хочешь? – тихо проговорил Решмин.
– Я все мог понять, Юрик, – Сокольников подчеркнуто обращался только к Ганичеву. – Сбежал от друзей, из дому, устал… Но чтобы музыкант трубу продал.
Решмин кошкой кинулся на него, вцепился в грудь.
– Не продавал я трубы!
Метродотель с озабоченным лицом засеменил к столику.
– Решмин! Опять двадцать пять!
– Отойдите! – прикрикнул на него Сокольников. – Сами разберемся… Сядь, Боря.
Метродотель испуганно отошел.
Решмин продолжал стоять.
– Сядь, говорю!
– Не положено, – он вскинул голову.
– У-у, характер! – погрозил ему кулаком Сокольников. – Трубу твоя жена продала. Вернее, вдова. Так она себя назвала.
– Вдова? – Решмин вздрогнул.
– Да, представь. Мы тебя уже похоронили.
Решмин побледнел, стиснул зубы. Сказал с усилием:
– Как видишь, я не умер.
– Лучше б ты умер! – вырвалось у Сокольникова.
– Тебе лучше знать, – криво усмехнулся
