где билась чёрная нищенка, истекая алой кровью. Стена огня поглощала ветки, подбиралась к жертве, как красная гиена – медленно, неотвратимо.
Кан оттолкнул Равана, явно наслаждавшегося случившимся. И понёсся вниз к Орелину, пылавшему, трещавшему, стонущему.
Он просто вошёл в столб пламени, ровно в тот момент, когда луна Кана прикоснулась к краешку луны Ана.
Раван вцепился в шершавую стену Вэндела. Он читал об этом в Большой книге. О пламени, поглотившем короля Кана в ночь КанАна. Но… Король Кан исчезла в огне, а король Раван не появлялся. Дальше в книге было только про ночь КанАна. О её свете, родившем жизнь. Завитки древа сплетались в узор, завивались, распадались, рисовали, рисовали, рисовали.
Сколько дней он простоял у стены с этой книгой. Сколько волшебы он сотворил. Ничего не открывалось его взору.
***
Кан вышел к Ану,
Вэндел сияет,
Любовь всех слепит,
Любовь исцеляет.
Ан вышел к Кану
Орелин зацветает.
Любовь из любви
Любовь порождает.
***
Жаркое пламя облизнуло стену Вэндела. Как преданный пёс, лизнувший раненую руку своего хозяина. Чёрный дым, белый пепел. Ветерок отогнал зевак от стены, накинул на них саван серого безразличия. Пожар захлебнулся меж стен Тронной башни. Нечему больше гореть. Только чёрные камни у серой стены. Шевелящиеся, живые плети Орелина неумолимо ползут друг к другу, затягивают проплешину. Жизнь побеждает Смерть.
-Ведьма! – Раван, всегда безучастно спокойный, холодный, расчетливый, визжит, кашляет от дыма, указывает вниз, на камни. – Она ведьма!
Дым распался на части. Белый столб света остался недвижим. Под лучами соития лун КанАна стояли двое. Король Кан крепко держался за руки девушки. Маленькая, невесомая, как пёрышко. Чёрная грива, чёрные глаза, чёрные разводы сажи на голых плечах. Обрывки чёрных нищенских лохмотьев едва прикрывают тщедушное тело маленькой воровки. Маленькая чистая дева в белом столбе света. Волшеба, сотворённая Смертью и Любовью.
Страх смерти разбудил то, что дремало в этой девочке. Любовь и волшебу. Она стояла и пела свои песни ему, кого полюбила в один миг. Так просто. Она сгорала, умирала, а он шагнул к ней, в это пламя. Миг. Её больное с детства сердце останавливается. Покой, радость покоя. Нет боли, страданий. Ничего больше её не заставит умирать и воскресáть каждый день. Каждый день этого нервного, пропадающего стука сердца. Тишины опять не стало. Она пела. Как всегда, когда умирала на миг. Пела свои песни, не понятные никому. Они были её волшебой, рвущейся из больного сердца, израненного этой волшебой.
Кан, её возлюбленный, её жизнь. Она пела и пела. Ему, лунам КанАну, Вэнделу и Орелину, жизни и любви. Сплетала их в эту волшебу. Сохраняла себя Ан и короля Кана от огня.
Она Ан. Так её прозвали, когда нашли под пологами рыночного шатра. Дитя КанАна. Только не желанное никем. Дети, рождённые после ночи КанАна, брошенные умирать под безразличными
