подгоняемые епископами Ваноза и Каринола, пытались отогнать от его ложа трёх мраморных догов и двух мастиффов, никого не подпускавших к их хозяину. Леонардо увидел, что шерсть собак потемнела, сделав их неузнаваемыми; они похудели, глаза налились кровью, а оскаленные пасти пенились жёлтой тягучей слюной, свисавшей с губ. Он понял, что Папа, видимо, пренебрегая сенешалями, чтобы не вызвать подозрения у сына Чезаре, свою пищу всё-таки давал пробовать собакам. Они были так же, как и он отравлены. Больные, они отказывались от еды, приносимой им монахами, и сделались невероятно злыми. Пять огромных псов накидывались на любого, кто входил в покои Папы.
–– И так каждый раз! – в сердцах сетовал епископ Каринола, глядя на покусанного монаха. – Уже всех кошек извели!.. Нечем их больше выманить из папских покоев… И огня они не боятся!..
И тут на их глазах все пять псов накинулись на одного монаха, желавшего выгнать их из покоев Папы, и стали рвать его на части. Своды Ватикана наполнились его нечеловеческим криком. Леонардо схватил первое, что ему попалось под руки: снял со стены большой железный факельник и размозжил им головы двух псов: дога и мастиффа; их истошные визги заставили остальных трёх собак бросить монаха и отскочить в сторону. Леонардо, не мешкая, кинулся на них, и псы, видя в руках человека грозное оружие, бросились от него вон из покоев. Они бежали по коридорам и залам Ватикана, в бешенстве кусая всех, кто попадался им на пути. Назад они не вернулись. Выбежав на улицу, они разбежались в разные стороны по улицам Рима, и потом среди горожан долго ходили легенды, что в образе этих трёх страшных собак вырвалась наружу из Папы Александра VI Борджа его дьявольская душа, подобно псу Церберу, охранявшему ворота Ада; считалось, что Рим надолго охватили объятия его дьявольской души, и все неприятности, происходившие в нём среди жителей города, связывались с этим явлением.
Леонардо, вставив на место факельник, наконец-то спокойно поприветствовал епископов Ваноза и Каринола и подошёл к ложу Папы. Монахи уже убрали из покоев двух убитых им собак и удалились сами. Тучный Александр VI лежал на спине, высоко задрав небритый подбородок. Его полуприкрытые глаза ввалились, кожа на лице покрылась пигментными пятнами, – Леонардо сразу понял, что ему осталось недолго видеть дневной свет. Папа что-то бормотал. Нагнувшись к нему, Леонардо чётко услышал слова латыни:
–– Sinite parvulos ad me vetnire*…– шептали его губы.
–– Что это?! – обратил Леонардо взор на епископа Ваноза. – Что он имеет в виду?!..
–– Просит, чтобы с ним поступили, как с римским Папой Иннокентием VIII, – чувствуя себя неловко и виновато разводя руками, ответил лечащий врач Папы. – Желает, чтобы в него перелили кровь младенцев… Бредит!
Леонардо отпрянул от Папы. Он с ужасом посмотрел на него, и в его глазах засверкали искры яростного гнева; лицо исказилось отвращением. Развернувшись и не говоря ни слова, он покинул покои, не удостоив взглядом ни его лечащего врача епископа
