захлопала крыльями куда-то в сторону.
Я стал хмуро ждать приступов тошноты, которых почему-то всё не было, и тут калитка распахнулась, и на дорожку шагнул средних лет мужчина в военной форме с погонами полковника медицинской службы на зелёной рубашке. Он заметил меня и свернул с дорожки в сторону курилки.
– Здравствуйте, – сказал он добродушно и протянул мне руку. – Игнатий Савельевич, заведую этим хозяйством.
Он элегантно повёл рукой по направлению барака с сарайчиком и протянул ладонь мне. Я неловко привстал:
– Андрей.
– Просто Андрей? – весело уточнил Игнатий Савельевич, присаживаясь рядышком. Я терпеть не мог, когда меня величали по имени-отчеству, и сказал:
– Просто. Мне так больше нравится.
Игнатий Савельевич быстро взглянул на часы и снова обратился ко мне:
– Вы ведь корреспондент?
Я смутился как мальчишка, которому предстояло оправдываться за разбитую накануне чашку, и попытался сострить:
– Да, готовлю статью под названием «Богатая палитра ощущений при пищевых расстройствах».
– Как вы? – кивнул на меня подбородком Игнатий Савельевич. От его доброго взгляда мне стало будто легче, он ещё больше понравился мне и я ответил:
– Хоть сейчас на борозду. Вот только голова кружится…
Игнатий Савельевич, кивая, приложил тыльную сторону ладони к моему лбу. Я окончательно почувствовал себя ребёнком и улыбнулся.
– Ничего, ничего, – успокоил меня Игнатий Савельевич. – Завтра, надо полагать, и выйдете на свою борозду.
Тут калитка отлетела в сторону, с размаху громко брякнув по доскам забора.
– Иди, дура! – послышалось за забором и в калитку влетела серая коза, таинственно разлинованная с одного бока блёкло-синими вертикальными полосами. Вслед за козой вкатилась невысокая тётка с фигурой, расходившейся сверху вниз всё более расширяющимися сферическими окружностями, как детская пирамидка или колокол. За длинной юбкой ног её видно не было, отчего создавалось впечатление, будто тётка действительно катится на невидимых колёсиках. Сверху это колоколообразное создание природы венчал платок, повязанный так, что узелок размещался точно на лбу. «Баба на чайник», – подумалось мне.
– Ульяна Петровна! – развёл руками Игнатий Савельевич, привыкший, как видно, к подобным выходкам.
– Игнатий Савельич, голубчик! – полилось из колокола. – Мой-то алкаш вчера вусмерть приполз, я его в дом-то и не пустила. Так он, зараза, в сараю́шке спать наладился, а Зебру выпихнул. Мне с утра на работу, а он дрыхнет, да ещё дверь подпёр изнутри, а куда ж я Зебру-то дену? Нешто в дом? Игнатий Савельич, голубь, пусть она подежурит тут со мной до завтра, а?
– Почему до завтра, вам же только до вечера?
– Да я Зинку из хирургии подменяю на ночь, – Ульяна заискивающе смотрела на Игнатия
