у меня было такое отвратительное, что захотелось немедленно напиться. Но даже если бы сейчас, сию минуту на тумбочке возле моей койки возникла вожделенная бутыль, я вряд ли бы рискнул влить в себя её содержимое: голова, правда, кружиться перестала, да и желудок обнадеживающе молчал, но в теле ощущалась неприятная слабость. Да и пьяный журналист, находящийся, как-никак в гостях, явление, прямо скажем, угрожающее авторитету не только всей прессы, но и гостям. Отключать мозги от изматывающего потока мрачных мыслей нужно было другим путём.
Я покосился на Ульяну – она как раз закончила с уборкой и, не обращая на меня ни малейшего внимания, мигом прополоскала в ведре и отжала тряпку, подхватила своё хозяйство и выкатилась из палаты, оставив за собой запах хлора. Только этого мне не хватало. Я, морщась, сел на кровати. Тут дверь снова открылась, и я увидел Игнатия Савельевича – на нём поверх формы был надет белый халат, удивительно шедший ему. Есть люди, на которых даже затрапезный деревенский ватник выглядит элегантно – таких людей не одежда украшает, а они сами украшают её собой. Именно к этой категории человечества и относился Игнатий Савельевич.
Он приветливо мне кивнул и аккуратно присел на краешек стоящей неподалёку пустой койки. Затем он задал мне несколько скучных вопросов на тему моего самочувствия и разузнал поподробнее о том, что же я вчера употреблял внутрь.
– Значит, «пирожки горячия», – с мягкой улыбкой покачал он головой. – Что ж, бывает и похуже. Ничего, побудете у нас денёк, а завтра с утречка, я думаю, и вернётесь к своей работе. Может, о нас напишете.
– Может, – вздохнул я неопределённо.
Игнатий Савельевич поднялся, привычным движением поправил халат и сказал:
– Сейчас время завтрака. Вообще-то, у нас в отделении есть свой пищеблок. Но нынче, как видите, не сезон пищевых отравлений, – он тихонько постучал согнутым указательным пальцем по тумбочке. – На довольствии один майор Сафьянов – и то не доволен, слышали, наверно?
Я покивал, вспомнив дородного обладателя красного халата, а Игнатий Савельевич продолжал:
– А вам, поскольку вы практически здоров да еще являетесь гостем, я бы рекомендовал прогуляться до госпитальной столовой – отведать чайку, я думаю, вам не повредит.
Я молчал, прислушиваясь к мнению собственного желудка. От чая я бы не отказался, да и сидеть в палате было уже невыносимо.
– Ступайте, Андрей. Хуже не будет, – заключил Игнатий Савельевич, потрепав меня за плечо.
Вместе мы вышли в коридор.
– Пройдёте за калитку, а дальше по дорожке, и направо, – напутствовал он и скрылся за дверью своего кабинета. Я побрёл к выходу.
– Нельзя! – услышал я, едва выйдя на крыльцо.
У забора, где была привязана коза, разыгрывался очередной увлекательный и малопонятный спектакль. Уже знакомый мне дворник пытался отвязать козу от забора, отбиваясь от Ульяны.
– Нельзя!
