дают стоимость полугодовой аренды… Пустишь сэкономленные деньги на ремонт! Ты же хотела пустующее помещение в проходном месте? Получай! Можно хоть завтра договор подписать. А то, что дом пустой, так это же лучше! Никто не будет жаловаться, что у тебя шумно и дымно. А со временем, когда у города появятся свободные деньги, второй и третий этажи приведут в божеский вид и сдадут под офисы. Дополнительная клиентура будет! Решайся! Договор я тебе устрою на сорок девять лет с правом выкупа по остаточной стоимости. Можешь сразу считать помещение своим.
Елена решилась. Арендный договор она подписала, не взглянув на помещение, потому что смотреть там было не на что – руины они и есть руины. Прогнившие перегородки, выбитые стекла, осыпавшаяся штукатурка, ржавые трубы. Труб, впрочем, было совсем немного, охотники за металлоломом расстарались, посрезали все, что было можно. Порадовали только перекрытия, сделанные из толстых дореволюционных дубовых досок. По крайней мере, не надо было опасаться, что потолок обрушится на голову.
«Мое! – радовалась Елена, лавируя между кучами мусора. – Мое! Мое! Мое!» Реальность вдруг сменилась воображаемой картиной: большой светлый зал, люди за столиками, деловито снующие туда-сюда официанты, играет негромкая живая музыка – пианино и скрипка, за окном медленно падает крупными хлопьями снег… Когда музыканты делают паузу, то слышно, как уютно потрескивают поленья в камине… Елена замечталась и перестала смотреть под ноги. Упала, набила шишку на лбу, больно ушибла локоть и оба колена, но вместо того, чтобы расплакаться, засмеялась. Мечты начали сбываться. Второй раз в жизни Елену охватило ощущение огромной, невероятной радости. Примерно так же она чувствовала себя, когда родился сын…
Все начиналось так хорошо… Старший преподаватель кафедры дошкольной педагогики Станислав Билинский («Не Белинский, а Билинский», непременно уточнял он при знакомстве) был умен, красив, заботлив и влюблен без памяти. Лена сначала осторожничала, но понемногу оттаяла, поверила, ответила чувством на чувство. Даже корила себя за холодность, что ее чувство было не таким сильным, как у Станислава, не таким, как чувство к Саше. Уговорила себя на том, что с Сашей все было по-детски, ново, свежо, оттого и чувство казалось столь ярким. Первая любовь как-никак. Первый блин, которому положено выйти комом.
А еще Станислав был москвичом с двухкомнатной квартирой на улице Чаплыгина, в которой после смерти родителей он жил один. А еще у Станислава были хорошие перспективы – наполовину написанная докторская диссертация, расположение ректора, широкие связи в научных кругах и не только в них. «Хваткая ты, Ленка», – завидовали однокурсницы. Лену меркантильное не интересовало, для нее было важно, что Станислав любит ее, что он добрый, нежный, заботливый и с ним можно говорить обо всем на свете, не боясь показаться смешной или глупой.
Страшно подумать – она чуть было не поделилась с ним своей главной тайной, своей главной болью. Дважды
