с ним, с Митей, изображая сначала ребенка, потом подростка?..
– Ты гонишь, чувак, – пробовал сопротивляться Митя. – Ты просто меня разводишь! Как тогда Чен с Сураджем. Так я тебе и поверил! Ха-ха!
– Да уж, развод получился что надо, нехилый такой разводик… Твоя бабуля меня чуть не убила за этот трэш! Вот ведь, кнопкой промахнулся – а у тебя в итоге вся жизнь вверх тормашками! – Никитос, то есть человек, играющий Никитоса, был беспощаден. – Помнишь, как ты из-за этого убивался, чуть с ума не сошел?
Митя помнил. Очень хорошо помнил. Им тогда было по двенадцать лет…
В тот раз он не сразу сообразил, что именно тут не так. Чен улыбался ему своими темными азиатскими глазами, скалил крупные зубы-лопаточки, а за спиной у него виднелась хорошо знакомая Мите кровать с балдахином и грудой разноцветных подушек, массивная статуя Ганеши возле тумбочки и плетеный коврик на стене – бирюзовые и малиновые, засасывающие взгляд психоделические узоры в виде заключенных друг в друга разновеликих капель. Сурадж называл их «крэйзи кукумберы». Каждый раз, когда он куда-нибудь отлучался, то в шутку предлагал Мите: помедитируй, мол, пока на мои crazycucumbers.
И вот теперь на фоне этих крейзанутых огурцов сидел Чен. Сидел, как ни в чем не бывало, уставив на Митю веселые щелочки глаз и помахивая рукой в знак приветствия:
– Аннен-хасее, друг!
– Аннен-хасее! – отозвался Митя и тоже махнул рукой. Уже в следующую секунду его подбородок отвис, а глаза вылезли из орбит. – Это же… Это ведь дом Сураджа!!! Как ты туда попал?!!
Улыбка Чена мгновенно слетела с его лица. Они сидели и смотрели друг на друга в полном остолбенении. Положение спас… Сурадж. Он возник рядом с Ченом из невидимой для Мити части комнаты, втиснул в монитор свою смуглую глазастую физиономию и возбужденно затараторил по-английски:
– Привет, Митя! Ну что, ты в шоке, да? Я тоже в шоке! Семья Чена переехала к нам, в Бомбей! У них там, на острове, произошла какая-то авария, утечка кислорода или что-то типа того. Короче, все взорвалось и сгорело нафиг, и теперь Чен с родителями будут жить у нас! Здорово, правда?!
В тот миг Митя почувствовал, что утечка кислорода «или что-то типа того» происходит сейчас, с ним. Воздуха вдруг стало не хватать. Пока Сурадж говорил, Митя так и сидел с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами, и неизвестно, как долго он просидел бы истуканом, если бы необходимость дышать не заставила его легкие разжаться. И снова сжаться.
– Ка…кха… кхак это – переехали в Бомбей? – выдавил он, не справляясь с простым алгоритмом вдоха-выдоха. – На чем? И… по чему?
После всего, произошедшего снаружи, планета лежала не просто в руинах – она была ошкурена, освежевана. Ее верхний слой был вывернут наизнанку, перемешан с ошметками атмосферы и частично унесен в космос, частично размазан по орбите тонким слоем грязи и пепла. Бабуля показывала Мите снимки, сделанные со спутника. Земля до и Земля после. И до, и после – это были миры,
