где пчеловод держал хлеб, и обнаружил свежий, еще теплый каравай, выпеченный на поду. А говорил, лень хлеб печь! Он сел за стол в предвкушении крепкого обеда – аппетит в экспедициях всегда был хороший, – и тут выяснилось, что борщ и хлеб совершенно несоленые. Пчеловод мог оплошать с борщом, но почему же не посолил тесто? Русинов потянулся за солью и в это мгновение вспомнил Авегу.
Он ел несоленую пищу! И теперь пчеловод специально варил и пек без соли для незнакомца, отмокающего в чане с отваром. Да ведь он чем-то похож на Авегу! Такое же мужественное и мудрое спокойствие в лице, разве что утомлен болью, болезнью. И слепота…
Авега имел очень острое зрение, однако у него было заболевание суставов, отложение солей!
Русинов мгновенно потерял аппетит. Через силу он похлебал борща, присолив его, выпил холодного чая – некогда самовар греть! – и пошел к бане. Привезти сюда слепого человека мог лишь шофер лесовоза – другой машины за весь день не было на дороге, а сам он прийти сюда не мог. Откуда же его привезли?
Петр Григорьевич хлопотал возле пустого чана – смывал остатки отвара чистой водой. Топчан, который устанавливался на дне чана, сушился у стены бани. Самого больного нигде не было видно.
– Ну что, ушел несолоно хлебавши? – засмеялся пчеловод. – Забыл предупредить, что нынче у нас обед несоленый, диетический.
– Ничего! – отмахнулся Русинов, делая вид сытого человека. – Я и диетический умял…
Он поставил кружку на лавочку и взял бутыль с водой.
– Черпай вон из ведра, – посоветовал Петр Григорьевич. – Ты эту воду пить не станешь.
– А что?
– Дистиллированная! Тоже диетическая.
Русинов напился из ведра, присел, с удовольствием вытянув ноги.
– Может, помощь нужна? – спросил он. – Я врач, так что не стесняйся, говори.
– Чем ему поможешь? – вздохнул Петр Григорьевич. – Сорок лет соль рубил, просолен вон – в чану вода аж горькая после него.
– Шахтер?
– Да… Тут у всех одна болезнь. Соляные копи кругом, солеварни… Вот и грызет суставы. Как поход твой? Посмотрел?
– А что с глазами-то? – будто между прочим спросил Русинов.
– Вроде катаракта, сказал… Ослеп… Красивые у нас места!
Он отвечал неохотно: чувствовалось, пытается уйти от подобных разговоров, и Русинов подыграл ему:
– Места – слов нет! Хоть оставайся и живи.
Слепой скорее всего был в бане – деваться тут больше некуда, однако Русинов никак не мог найти причины, чтобы войти туда либо, напротив, выманить его на улицу.
– Пожалуй, я палатку сегодня поставлю, – сказал он. – Вон там, на горке.
– Что так? – озабоченно спросил пчеловод. – В избе-то лучше.
– Жарко, – признался Русинов. – Да и печь сегодня натоплена… Мне в палатке привычнее, свежий воздух…
– Ну, смотри, – сдержанно проронил Петр Григорьевич. – Жар костей не ломит…
–
