недостаточно чистыми, она стала перемывать их в полоскательнице.
– Зачем сама? Прислуге дай. Аграфена!..
– Да не кричите вы, ради бога, – не выдержала Марья. – Специально вам Липа не сообщила, чтобы не волновать. Найдет работу, время получше станет – снова зарегистрируются. Ведь вы же знаете: ситуация в стране сейчас с работой временно сложная… Если один из супругов работает…
– Ты меня не учи. Сам знаю. Ситуа-ация… Господь Бог семьей командует, а не ситуация. Ясно? Молчи.
Михаил Семеныч отставил блюдце, встал и медленно прошелся по комнате. Марья сделала ошибку, что навела его на мысль о недостаточной чистоте посуды. Он подошел к мраморной доске камина, провел по нему пальцем; поднес палец к окну и, морщась, стал его разглядывать. Потом показал Марье.
Подошел к трюмо и провел пальцем по зеркалу.
Вошла Груша. Плюхнула на пол два чемодана в чехлах из суровья.
– Куда их?
Михаил Семеныч задержался у зеркала, стоя к домработнице спиной, потом отошел в сторону, жестом приглашая Марью и Грушу посмотреть. А сам вытянул тем временем платок, вытер палец, которым вывел на запыленном зеркале крупными буквами: «Срамъ!».
Груша подхватила фартук, намереваясь протереть зеркало, но Михаил Семеныч осадил ее:
– Оставь, пусть до хозяев! Этот – Липе. – Он ткнул в правый чемодан. – Тот – Роману. Купил зимнее… В техникуме была? – Он поднял на Марью недовольный взгляд. – У начальства?
– За ним следить не нужно – своя голова на плечах! – резко ответила Марья. – Активный комсомолец!..
– Акти-и-ивный… А к отцу никакого уважения! Все ты пример подаешь. Пишешь письма – почему Александре поклон не передаешь?!
– Это я ей кланяться буду?!
– Будешь! Будешь кланяться! Она мне жена венчанная!..
Марья опустилась на стул, медленно переложила с места на место полотенце.
– Неужто расписался?..
– Венчались.
– Ну, помяни мое слово, – по складам произнесла Марья, постукивая коротким, как и у отца, пальцем по столу. – Она тебе еще устроит! Венчанная… Помяни мое слово…
Михаил Семеныч слушал старшую дочь не перебивая: он знал, что Марья грубости по отношению к нему не позволит и, если уж она съехала на «ты» в разговоре с отцом да еще отца жизни научает, значит, надо прислушаться. Марья человек с авторитетом: три состава она была членом Моссовета, работала управляющим делами правления ГУМа, была секретарем партбюро ГУМа.
Короче, Михаил Семеныч слушал дочь не перебивая и, мало того, когда она кончила говорить, немного помолчал – вдруг у старшей есть что добавить. Но Марья от сообщения отца сникла и еще более оробела, оттого что так резко с ним говорила.
– Все сказала? – пробурчал наконец Михаил Семеныч. – На стол собери, есть хочу… Шестьдесят лет – в самой поре мужик… Варенья подай… Без бабы жить должен? Сама знаешь: не развожусь – Бог прибирает… Сливового…
– Тебе
