причины ее отчаянного настроения. Но в его распоряжении не было другого сотрудника, который лучше бы подходил для этого направления. Поэтому он и не хотел снимать Кристину с Венесуэлы. Уотсон всегда получал удовольствие от разговоров со своей подопечной и восхищался ее умением мгновенно уловить суть проблемы и собрать нужную информацию, он ценил ее знание истории и способность применять свои способности при разработке конкретных планов.
– Но ведь ты сама мне говорила, что политическая ситуация там становится все более сложной. Так что же, по-твоему, там произойдет? – спросил Уотсон.
Кристина ответила не задумываясь:
– В Венесуэле люди с пеленок уверены, что они богачи, потому что в стране много нефти. А коль скоро нефть является собственностью государства, значит, она принадлежит всем. Но на самом деле большинство населения живет в бедности. Процветает коррупция, хотя не в ней основная причина бедности, а в неумелой экономической политике властей. Но об этом никто не задумывается. Венесуэльцы хотят одного – чтобы им отдали их часть богатств. Они не желают мириться с противоречивой ситуацией, и каждый рассуждает так: “Страна у нас богатая, и поэтому я тоже должен быть богатым. Однако в действительности я почему-то остаюсь бедным”. Значит, “мое” кто-то ворует. Но когда подобное убеждение овладевает массами, оно становится политической бомбой замедленного действия, – подвела итог своему пониманию ситуации Кристина.
Уотсон выслушал ее недоверчиво и тотчас напомнил, что Венесуэла дольше других стран Латинской Америки живет при демократическом строе и не страдала от жестоких военных диктатур, как Аргентина, Бразилия, Чили и другие государства континента. Да, но, по мнению Кристины, это вряд ли может защитить Венесуэлу от внезапных перемен, способных дестабилизировать установленный порядок. Она упомянула о низких ценах на нефть, о том, что правительство вынуждено снова и снова урезать бюджет, и о том, как непопулярны у населения такого рода маневры.
– Люди, то есть “народ”, живут плохо, именно поэтому там много недовольных. И ситуация только ухудшится после принятия жестких экономических мер. Кто знает, чем это закончится!
– Ну а военные, что они? – спросил Уотсон. – Насколько мне известно, это был первый военный мятеж за последние сорок лет.
– Ты прав, первый, – ответила Кристина. – Создается впечатление, что демократия пустила в стране глубокие корни. Да, среди населения есть недовольные, но те политики и аналитики, с которыми мы беседовали, настаивают: нынешний строй достаточно устойчив, венесуэльцы не захотят увидеть у власти военных. Им нравится сегодняшняя демократическая власть, и они не позволят ее сменить. Все сведущие люди придерживаются единого мнения – и наши политики, и наши ученые, и независимые эксперты: никаких перемен там быть не может. А я не желаю сидеть и ждать, произойдет в Венесуэле что-нибудь серьезное или нет. Я хочу заниматься страной, где наблюдается
