ни с кем не ассоциируется. Не было у него девушки с таким именем. А уж фамилию такую он точно бы запомнил…
Разобравшись немного с накопленными за время его отсутствия документами, он сложил их аккуратно стопкой, расчистил себе место на столе, достал конверт со снимками этой самой Нади Треповой и ее спутника Аркадия Тришкина и стал в который уже раз изучать, пытаясь вспомнить, где он мог видеть их прежде. Но память молчала.
Опять же. Зачем им было нужно изображать из себя испанцев? Что за дурь? И люди-то небедные, раз жили в «Негреско». Что им от него понадобилось?
Вывод напрашивался один: они его с кем-то спутали.
Но самое интересное заключалось в том, что он сам поступил по-идиотски, там, в Ницце, в то самое утро, когда, узнав их подлинные имена, снова попытался заговорить с этой Треповой по-русски.
Это произошло буквально сразу же, когда он, завтракая в ресторане отеля, увидел входящую туда же «испанскую» парочку. Они расположились, конечно же, за соседним столиком и снова принялись болтать по-испански.
Он мог бы, конечно, не церемониться и обратиться к ним в грубой форме, как того требовала ситуация. Но девушка была так ослепительно хороша, так прекрасна в своих небесно-голубых коротких шортах, позволявших любоваться ее стройными загорелыми ногами, и белой рубашке. Солнце играло ее густыми каштановыми волосами, и ветер трепал оранжевый шифоновый шарфик. Словом, ему показалось, будто бы Юля что-то напутала, когда написала, что они русские и что эту очаровательную девушку зовут Надя Трепова. Как угодно, но только не Надя Трепова. Ее имя должно было состоять из звонкого щелканья кастаньет (Ананкиэкайон) или прозрачности челесты (Консепсьон), солнечных бликов и запаха морского прибоя (Мэрибель), нежности утренних олеандров (Алеяндра) или быть чем-то вроде грубовато-хрипловатых и интригующих «Соледат» или «Чэро».
И он снова осмелился подойти к ним, но вместо того, чтобы задать им провокационный вопрос, способный вывести их на чистую воду, мол, что это вы, дорогие соотечественники, устроили на меня настоящую охоту, промямлил, обращаясь к Пилар ли, к Филоменлу:
– Трепова – это ваша настоящая фамилия?
Нежно так спросил, неуверенно, словно извиняясь.
Девушка в ответ широко раскрыла свои и без того огромные темно-зеленые глаза, пожала плечами и, обращаясь к своему спутнику, с любопытством наблюдавшему эту сцену, произнесла что-то экспрессивно на испанском, затараторила, замахала руками, мол, а ты куда смотришь, идиот, не видишь разве, что твою девушку оскорбляют?! Или что-то в этом духе. Хотя она могла бы точно с таким же успехом (точнее, темпераментом) попросить у своего мужа (жениха, любовника, брата, сутенера) соль. Кто их поймет, этих испанцев, пуэрториканцев?
Денис вернулся за свой столик, чувствуя, как лицо его пылает от стыда. Вот только чего он стыдился, он и сам-то толком не понял. Неужели Юля что-то напутала?
Однако после этого завтрака и неудавшейся попытки раскрыть инкогнито этой пары они исчезли. Сначала
