пелена, и остальное он видел словно сквозь сон. Приближающиеся боевики вдруг стали падать на камни, усилился автоматный огонь, послышался отборный русский мат. Мимо пробежали солдаты в голубых беретах. Разум все более затуманивался, слабели пальцы. Еще немного, и он не удержит чеку, но вдруг чья-то сильная рука крепко сжала его ладонь. Шах аккуратно извлек гранату, обезвредил ее, быстро и профессионально раздел и перевязал Коляна, поднял на руки:
– Держись, солдат, держись! Сейчас мы тебя до медиков доставим. Ничего, Коль, ничего, главное – живой!
Последнее, что слышал Николай, – это слова Шаха. Тот говорил что-то, но смысл его слов до раненого солдата уже не доходил. Колян потерял сознание и очнулся в госпитале. В палате, где рядом лежали Костя и Гольдин. Позже он узнал, что десантный батальон, встреченный Шахом и приведенный в балку, разбил не только группу преследования, но и при огневой поддержке авиации уничтожил остатки когда-то тысячных отрядов Хабиба, Теймураза Костолома, Рашидхана и Окулиста. И что ему, деревенскому пареньку, присвоено звание Героя России!
А главное, что выжил Доронин, вызвавший огонь артиллерии на себя. Выжил чудом, став полным инвалидом, без ног и одной руки.
Из состояния глубокой задумчивости Николая вывел стук в окно. Он прозвучал как череда одиночных выстрелов, неожиданно и громко. Так, что Горшков даже вздрогнул. Обернулся к черному квадрату. Увидел за стеклом лицо отца. Показал рукой, чтобы тот прошел в кабинет.
– Ты чего, Коль, домой не идешь?
Увидел спиртное и закуску:
– Пьешь?
Николай ответил:
– Ты забыл, какое сегодня число?
Отец вспомнил:
– А?! Точно. Годовщина того боя, понятно. Но почему здесь, не дома? Мать бы стол накрыла. А то, как приехал, видели, ждали. Тебя все нет. Думали, дела по службе. А потом, когда часы за полночь перевалили, встревожились, не случилось ли что? Мать приказала идти в контору.
Николай удивился:
– А что, уже полночь? – Посмотрел на часы, удивленно проговорил: – Да, полпервого! Ты смотри, а я и не заметил. Вспомнил ту бойню, ребят, короче, будто вновь побывал на тех проклятых высотах. Ладно, действительно пора идти. Ты стакан-то за ребят махни?!
Отец не отказался:
– Это можно. Помянуть погибших героев – дело святое.
Иван Степанович Горшков принял от сына стакан, медленно выпил водку. Вздохнул:
– Пусть им, молодым, земля будет пухом.
Простившись со сторожем, которому Николай отдал остатки водки, Горшковы пошли мимо церкви к небольшому дому, единственному на всей улице, в котором еще горел свет.
Глава вторая
– Коля, вставай! Сынок, проснись!
Николай, не открывая глаз, недовольно спросил:
– Ну, чего еще, мать?
– Вставай,
