до набережной Десны, с совершенно непохожими на Машу людьми и даже с настоящими троллейбусами, ошеломил ее.
Маша работала в кафе «Ласточка». Каждое утро она ехала на дребезжащем трамвае из Бежицы до центральной площади, на которой стоял монументальный задумчивый Ленин, а прямо за вождем и находилось это кафе, где можно было быстро и дешево чего-нибудь перекусить.
– С вас девяносто три копейки. – Отбивала чек Маша на кассовом аппарате, принимала рубль и отсчитывала семь копеек сдачи.
Так проходил целый день, месяц, год…
Вот как раз через год Маша познакомилась с Павлом. Знакомство произошло в троллейбусе. Павел случайно наступил Маше на ногу, та ойкнула и автоматически схватилась за пальто Павла, чтобы не упасть.
Павел односложно извинился и покраснел. Маша, смутившись, тоже запылала.
Вышли на одной остановке, молча шли рядом до Машиного дома, постояли возле подъезда. Павел односложно сказал:
– До завтра.
И ушел.
Когда утром следующего дня Маша вышла из дома, направляясь на работу, Павел ее ждал возле детских качелей.
Так они начали встречаться, а через месяц Павел также односложно, как и всегда, предложил:
– Выходи за меня…
И покраснел.
Маша зарделась и согласилась.
Так они стали мужем и женой.
Павел не называл ее Машенькой. Впрочем, и Машей он ее тоже не называл. Он ее вообще никак не называл.
– Здравствуй, – говорил он, входя в дом, возвращаясь с вагонного завода, где работал слесарем.
– Здравствуй, – отвечала Маша. – Есть будешь?
Тот кивал и садился есть.
Через год совместной жизни у Маши произошел выкидыш, а Павел запил. Эти два события никак не взаимосвязаны – просто совпадение. Павел пил, Маша переживала.
Пьяный Павел был еще более молчалив. Ложась в супружескую постель, он сгребал Машу в охапку, становясь грубоватым и жестким, а супружеский долг исполнял так, будто мстил кому-то или пытался что-то доказать. Знать бы только, что и кому.
Пару раз Маша плакала. Она сидела на темной кухне, в окне качался желтый уличный фонарь, вокруг которого словно мухи кружили снежинки, на стене висел чулок, набитый луком, на подоконнике в плошке росла герань, а Маша беззвучно плакала, сама не понимая отчего.
Причин вроде не было. У других и мужа-то нет. А у нее есть. Ну, выпивает, а у кого мужик не пьет? Не бьет же.
Но все равно что-то было не так. Маша не знала что даже приблизительно. Просто какой-то тоненький и противный голос шептал ей, что все должно быть не так.
– А как? Как должно быть? – шептала Маша в пустоту.
Но ответа не было.
Был обычный мартовский день; в обеденный перерыв в кафе всегда много народа, так что уборщица баба Надя не успевала протереть грязь от обуви посетителей, следы которых тянулись от входной двери к прилавку
