любви.
Богородица действительно – символ безусловной любви. Я только категорически не согласна с попытками трактовать ее любовь к сыну как жертву, как любовь жертвенную. Вчитайтесь в историю ее жизни, вчувствуйтесь в нее, даже если для вас это только миф, не суть. Она не жертвовала ни своим Сыном, ни собой. Не умаляйте ее деяния. Она явила нам предельную возможность материнской любви – приняла судьбу свою и своего будущего ребенка. Она не мешала своими страданиями, своими мыслями о жертве, своими сожалениями, своими слезами, не мешала провидению, избравшему ее и ребенка, которого она родила.
Нельзя мешать реальности своими переживаниями, волнениями, страхами. Просто примите великий урок: все, что дано матери – это дать своему ребенку все, что можешь, вооружить его для жизни и, не дрогнув, предоставить его – его судьбе. Богоматерь не мешала судьбе своего ребенка осуществиться, хотя знала страх этой судьбы, тяжесть этой судьбы. Это что, новость? Если ты – мать, вырастила сына, то, отправляя его на войну, на борьбу, на битву, нельзя ложиться на пороге. Ему и так тяжело. Надо давать, чтобы он знал, что там, позади, есть источник и опора, а не стенать, чтобы ему пришлось в самые трудные минуты своей жизни тратить силы еще и на то, чтобы держать сзади стену, откуда идут ужас и страх, которые его ослабляют. В Богородице не было ни страха, ни ужаса, в Богородице была вера, вера в то, что если ей предназначена эта судьба, значит, у нее есть на это силы, и что если ее ребенку предназначена эта судьба, он это сможет.
У нее был только один выбор: она могла не принимать свою судьбу. Этот выбор был, когда ей принесли весть, но она же ее приняла. А дальше – все. Раз приняла, значит, приняла.
А когда это происходит не от души, не от избытка, когда до конца нет мысли о том, что ребенок – это не для себя, тут и начинается вся ложь, все искажение. Не может он быть для себя, человек вообще не может быть чей-то, он может быть с кем-то, если он этого хочет и если тот, с кем он хочет быть, тоже хочет этого. Это всегда избыточно, а не вынужденно.
Вынужденность, жертва не имеют к этому никакого отношения. От беды, от вынужденности сбиваются в кучу люди, вообще друг друга никогда не видевшие, не знавшие, никогда бы не сошедшиеся, потому что в беде мы идем куда угодно, лишь бы выжить, инстинкт преодолеет любые предрассудки.
А детей рождают от избытка. И, да, действительно, это правда, что в трудных ситуациях мать, пока ребенок не может сам о себе позаботиться, будет думать сначала о нем, но это входит в условия задачи. Это не жертва, это совокупность многих «надо», которые следуют за моим «хочу», не устану напоминать – моим, той женщины, которая сказала: «Хочу ребенка». Тут не спасут хитромудрые попытки спихнуть ответственность за это решение на кого-нибудь рядом. Беда людей, никогда не думавших, что жизнь – это такая работа, творческая, непростая работа. Они не знают или не хотят знать, что жить надо учиться, так же, как учатся читать, писать, сочинять музыку, строить дома. У жизни тоже есть свои правила и законы, как есть они в
