она целовала. От этого голова кружилась ещё больше, ещё значительней было тонкое касание руки, волосы, скользнувшие по лицу… Запах её тела – свежесорванных яблок, смешанный с дымом запрещённой «Варны» или ещё чего-то запрещенного, дурманил, жил в нём частью того же самого онгона. Потом была встреча: сын, очень похожий на маленького Никитку, её глаза… ее шёпот:
– Хочешь? Я приду к тебе…
Оказывается, не только к женщинам иногда возвращается память о первой любви. Но в отличие от мужчин женщина никогда не помнит, что дважды в одну реку не входят.
Фотография, разорванная на несколько частей, упала под стол. Там же почему-то валялась книга «Три мушкетёра». Интересно, а какой была Констанция Бонасье, когда училась в школе? И училась ли? Кусочки порванной фотографии окружили книгу, словно маленькие белые лепестки ромашки: любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмёт…
Сгорает школьный роман. Неудержимо. Неотвратимо. Полыхают выстроенные мальчишеским воображеньем расписные терема, и дребезгами рассыпаются хрустальные замки. Это только в сказках всё кончается хорошо, и они обязательно поженятся. Жизнь подсовывает совсем другое, похожее на нелицеприятную изнанку. К тому же, сопровождающуюся смрадным запахом сточных ям.
В свете рампы возникает невесёлая мизансцена из обломков прошлого, грядущего, пустоты настоящего, которое тут же превращается в прошлое. Чем не калейдоскоп?
Серый пепел, похожий на пелену снега, засыпает глаза. Куда идти? И надо ли? Завтра выпускной. Через несколько лет он встретит её с сыном…
Эта встреча всё-таки будет. Или нет? Выпускной. Куда она после школы. В институт? Не всё ли равно теперь. Только почему же так дышать трудно? Ведь никто она и звать её никак, а…
Листья жёлтые по октябрю
уплывают в отжившее лето,
умоляя больную зарю
вспомнить блеск золотого рассвета.
Где-то ветер мяучит в кустах,
где-то дождик брюзжит под окошком.
Снова жизнь превращается в прах
и стареет земля понемножку.
Кто познал поцелуи небес,
не вернётся обратно в пустыню.
Вот он, твой заколдованный лес!
Только нет в нём пахучей полыни,
только нет в нём шелковой травы —
все тропинки листвою заносит.
Под унылые крики совы
бесконечная тянется осень,
осень жизни и осень души,
как рисунок на белой эмали.
Ты когда-нибудь мне напиши
те слова, что ещё не слыхали
обладатели пышных одежд
на твоём незапятнанном ложе.
Я шагаю по лесу промеж
мёртвых клёнов – усталый прохожий,
не похожий на стража небес
и на сказочного исполина.
Где он, твой зачарованный лес
с Купиною Неопалимой?
В том же альбоме сохранилась ещё одна фотография прошлых времён, которая чудом
