он выпрыгнул с восьмого этажа, стоял погожий осенний день. Он рассчитывал нанизать себя на острые пики ограды элитного дома, но большие сильные деревья распахнули свои опахла ему навстречу и всё ограничилось только переломом конечностей и лопнувшей селезенкой. Сотрясение мозга словно бы вправило ему мозги на нужное место. И он прозрел. И понял, что больше не любит Алину, а любит дышать, видеть, слышать, обонять, осязать, есть, пить, спать! Душа его больше не болела. Болело только тело. Родители не жалели денег на опиаты. И со временем обменяли квартиру на первый этаж непрестижного дома, с пандусом для его инвалидной коляски.
Шестнадцать
Актрисой она не стала. А стала чтицей и устроительницей вечеров памяти Марины Цветаевой, пик популярности которой, после долго забвения, пришёлся на её молодые годы. Весь запас отпущенных ей жизненных сил она вложила в Сбербанк цветаеведения и почитания. И была там едва ли не главным вкладчиком и «ведуньей». На проценты от капитала никогда и не рассчитывала. Чистая любовь. Без тени корысти. Зря что ли она билась в конвульсиях страсти на маленьких клубных сценах по всей стране? Или не зря… Это теперь только её психотерапевт знает.
Семнадцать
«Не расстраивайся!» – сказала она. А он взял и растрои́лся! Трое внебрачных детей одновременно в разных городах – это вам не фунт изюму. Это три его копии. Так похожи, так похожи… Знала бы она, как он этому рад! Гад…
Восемнадцать
"Ну, наконец-то! – сказал волк, заприметив в зарослях красную шапочку кардинала. – Наконец-то я отомщу за своё поруганое детство!"
Вот так, дети, в сказках народов мира добро всегда побеждает зло…
Девятнадцать
– Ну, хорошо. Слушай. И вот однажды пьяному и богатому подали сто соловьиных сердец в винном соусе. Думал, съест их и сумеет полюбить. И душа его запоёт, зацокает, загули́т – и тут его все загуглят! Не вышло…
– Или вот еще… Однажды в осенний серый день нежданно-негаданно выглянуло солнце и обнаружило, что на земле никого не стало! Богатые и пьяные сначала всё и вся съели, а потом и сами умерли. Так что тут и сказке конец…
Ну, не буду больше, не буду. Спи.
Двадцать
Ну и что, что пятнадцать лет! Ну и что, что девятый класс! А он был все-таки самый красивый мальчик в школе. Яркий, черноволосый. Одно слово – Казарян. И вот он пригласил её в кино. Но лучше бы после фильма проводил её до дома молча. Оказалось, он совсем не умеет связно излагать мысли. Да и есть ли они у него? Он даже не знает, кто такой Хичкок! А ещё десятиклассник. С тех пор она стала опаздывать на сеанс, чтобы он больше перед ней не позорился. Вместо кино они теперь долго и молча гуляли по парку. И он грубо, по-медвежьи, подгребал ее к себе. Губы потом опухали, на шее оставались синяки от засосов. С тех пор у неё и вошло в привычку носить шарфики и шейные платки. Хоть давно уже никто не посягал на её огрубевшую за годы замшевую кожу над ключицей.
Двадцать
