чем за те же деньги пускать ее по опасному пути «синего чулка», что в пору французских веяний на Россию может привести ее в лагерь феминизма и прочей социальной ереси, коими забивают голову молодых людей, дабы отвлечь от главного – создания семейного очага.
При этих словах Николай Феоктистович потупился, покраснел, но сдержался, не молвив слова против.
– Да что вы, сударыня Евдокия Ивановна, ей еще только шестнадцать, – сказала матушка, – и нет у нас никаких женихов пока на примете…
– А сама ты, милая, что скажешь?
– Я хотела бы стать учительницей начальных классов, детей грамоте обучать, а замуж пока не хочу, не думала еще…
– Думать о сём, голубушка моя, обязаны в первую голову родители, да ну ладно, из уважения к покойному вашему батюшке, сумму на обучение выделяю. Но, поверьте, с большим бы желанием дала приданое, видит бог, шестнадцать лет – для девушки замуж в самый раз, ежели, конечно, за хорошего и разумного человека…
И вот, милостью божией, все, о чем мечтала Настенька и мать ее, при поддержке добрых людей – учителя Шубина и госпожи Мельниковой сбылось: она учительница, кормилица своего небольшого семейства, проработала без единого срыва целый учебный год в новой сельской школе, где вела два класса. Хотя и здесь не обошлось без помощи добрых людей, например, Верочкиного брата…
Всем им она благодарна: и Николаю Афанасьевичу, ему больше всех, с его поистине отцовской заботой, и строгой благодетельнице Евдокии Ивановне, взявшей с нее обязанность иметь высочайшие баллы по обучению и обязательно похвальное поведение, в противном случае оплата за образование производиться не станет… но ничто теперь не в состоянии сравниться с простыми словами: «Милая, добрая, чудесная моя Анастасия!», так что же теперь получается, что судьба ее… решена?
Совсем недавно, кстати, пришло письмо от Николая Феоктистовича, с приглашением «… посетить в конце мая месяца, 31 числа, праздник посвященный 40-летию Барнаульской женской гимназии, которую Вы имели честь окончить в 1916 году с Похвальным листом», и письмо сие начиналось совсем по-другому: «Милостливая сударыня Анастасия Павловна!»
Первоклассница Верочка смотрела через стекло на дорогу по которой уехал объездчик, и должен был прийти старший брат Михаил, добровольный помощник учительницы, по зимнему времени школьный истопник и дворник. По лицу ее быстро-быстро катились слезы.
– Анастасия Павловна, я в школу ходить больше не буду…
– Отчего вдруг? Посевную начинаете?
– Тятя сказал: читать – считать научилась и хватит для девки. Дома будешь главную крестьянскую науку проходить: шерсть прясть, варежки с носками вязать, лён ткать, да щи варить, а еще огород садить-полоть, за младшими детьми смотреть… На поля
