style="font-size:15px;"> Кое-как помылись, а когда, трясясь, вернулись назад, у многих почистили карманы.
Нас эта участь миновала, за исключением Сани. У него сперли почти новую кроличью шапку.
Спустя несколько дней, в медчасти пересылки прошли еще одну комиссию.
В отличие от прочих зданий, она была новой, из красного кирпича, внутри было тепло и уютно.
Нас снова обстукивали, слушали, меряли и взвешивали. Теперь уже военные врачи, причем более дотошно.
Там, за мои часы «Восток», модные в то время, мы подкупили разбитного мичмана-медика, который пообещал перевести Йолтуховского в команду 90, направляемую в морскую авиацию. У всех нас была 70-я (подводные лодки). В авиации служили два года, а Йолтуховский был женатик.
Мичман сдержал слово, и после комиссии его действительно туда определили.
– Спасибо, хлопцы, – расчувствовался друг. – Я этого никогда не забуду.
– Да ладно, – ответили мы. – Проехали.
Между тем зима все сильнее осаждала Красную Горку. Почти каждый день шел снег, морозы усилились до двадцати градусов. Как и следовало ожидать, многие призывники заболели.
Особенно доставалось азиатам, которые были легко одеты и не привыкли к таким условиям. Только из нашего барака, за несколько последних дней, в госпиталь отправили человек десять. У всех определили пневмонию или бронхит. Мы пока держались.
Наведывался Саня (он теперь жил со своей командой), притащил литр водки и два старых флотских ватника.
Их мы распили втихую, в беседке, закосив* в очередной раз от ужина.
Ну а еще через день нас обмундировали, что было верным признаком скорой отправки в части, какие – никто не знал. Мы были согласны хоть к черту на рога, только бы удрать из этого Бухенвальда.
Форму получали на расположенных в лесу складах, стоя под открытым небом в очереди к раздаточным окнам, хлопая себя руками по бокам и постукивая ногу об ногу. Переодевались здесь же, под навесами, продуваемыми сквозняками. После такого моциона тела и лица у нас стали синими, как новые флотские робы.
Видок у вновь испеченных защитников Родины был аховый: черные, длинные и широкие шинели, подпоясанные кожаными ремнями с бляхами, почти волочились по снегу, из-под них топырились жесткие синие штаны, тупоносые кирзачи* на резине весили по килограмму.
Мы напоминали бурсака Хому Брута из гоголевского «Вия», но никак не военных моряков. К тому же эти флотские обновки совсем не грели.
Затем всем выдали защитного цвета «сидора»* с длинными лямками, а к ним остальной вещевой аттестат: суконные форменки с брюками и такой же бушлат, хромовые ботинки, две бескозырки, еще одну робу, по три тельняшки и столько же кальсон. Добавив к этому белую форменку, несколько синих воротников, пять пар носков и метра три вафельного полотенца. Мы едва запихали все в мешки, захлестнув их лямками.
Потом, взяв свою «гражданку» в охапку и взвалив на загорбки аттестат, вернулись
