грузовика перекрыли улицу перед горящим зданием. Свет от красно-белой мигалки смешивался с желто-оранжевыми отблесками пламени и придавал пожару нереальный вид. Я сидела в машине «Скорой помощи» и дышала через кислородную маску, которая подавала чистый воздух в измученные легкие.
Папа находился в соседней «Скорой». Я вдруг поняла, что уже не выдержу, если не выясню, что с ним. Почему они не едут в больницу? Я вспомнила один сериал по телевизору. Врачи не могли тронуться в путь, пока у них работал дефибриллятор. Боже! Я содрала с лица маску и хотела спрыгнуть на землю, но меня схватил за руку врач, наблюдавший за мной.
– Вам еще нельзя вставать, мисс.
Я отпихнула его – сильнее, чем намеревалась, – и он повалился на носилки, с которых я только что встала.
– Я должна быть с отцом, – сказала я.
– Нельзя, мисс, – попытался остановить меня пожарный, – вернитесь.
– Он – мой отец! – заявила я и рванулась к машине.
– Пропустите ее, – произнесла женщина-врач. – Она нам понадобится.
И она жестом подозвала меня. Я вместе с ней обошла «Скорую» и увидела все своими глазами. Двое докторов склонились над папой, лежащим без сознания. Мужчина держал у его лица кислородную маску, а женщина готовила систему для внутривенных инъекций. Отец не реагировал, когда игла воткнулась в его руку. Я попыталась представить, что он спит. Я старалась не думать о самом плохом.
– Папочка? – Я не называла его так с тех пор, когда мне было восемь.
На меня уставилась женщина, прикреплявшая к капельнице мешок с какой-то жидкостью.
– Она – его дочь, – объяснила ее коллега, которая пресекла любые возражения против моего присутствия.
Затем она обратилась ко мне.
– Меня зовут Джен, детка. А тебя? – Ее голос звучал успокаивающе, но чуть тревожно.
– Грейс, – ответила я. – Почему мы до сих пор здесь?
– Мы обследовали его, а теперь оказываем первую помощь. Ему повезло, ведь у меня имеется разрешение на введение обезболивающих препаратов. Иначе пришлось бы отложить это до приезда в отделение.
Мое дыхание почему-то резко участилось.
– У твоего папы есть аллергия на какие-нибудь лекарства? – спросила врач.
– Гм, я… – пробормотала я, ощутив необыкновенную легкость в голове. Мой мозг отказывался работать. Все было без толку. Я лишь смотрела, как поднимается и опускается грудь моего отца. Он дышал благодаря аппарату искусственной вентиляции легких. У меня закружилась голова. Ко мне тихо подошел Толбот. Он завернулся в одеяло, которое, как считалось, должно снимать шок. Его кожа потемнела от копоти, а волосы посерели от пыли.
– Дыши медленно и глубоко, детка, – произнес он. – Тебе незачем отключаться.
Я кивнула, сделала несколько глубоких вдохов и сконцентрировала свои заживляющие способности на саднящем горле.
– На пенициллин, – вырвалось у меня.
Наконец-то я вспомнила,
