что такое? Почему вы так? И что это значит? Нет, так невозможно. И вообще – нельзя». – Нечто подобное твердили ее большущие глаза и он в удивительной растерянности не мог оторвать от них взгляда.
Это было ее первое появление. Они стояли рядом, читали, автобусное расписание и оглянулись почти одновременно.
«Нет, совсем странно! На это можно и обидеться. И даже разозлиться!» – продолжали говорить ее глаза, и негодование вот-вот должно было украсить их своими блестками, но так и не появилось.
Они не сказали друг другу ничего. Она села на свободную скамью в зале ожидания, а он остался стоять в дверях и смотрел на нее с обидой.
Вошел его дружок. Спросил про автобус и тут же обратился именно к ней. Ужасно было, что она ему ответила, хотя не должна была, не имела права отвечать. Но у нее был очень приятный мелодичный голосок и разговаривала она с его дружком невесело и неохотно.
Дружок уже пару раз звал его подойти, а он не двигался с места, дулся неизвестно на кого и думал, что такие глаза, как у нее, напрочь отбивают всякую охоту болтать глупости и хохмить.
Она рассказывала, что добирается в альплагерь, а дружок расписывал их похождения в Сочи и Геленджике, похвалился будущим восхождением на Эльбрус и приумолк, когда она сказала, что Эльбрус – это не для нее, потому что совсем просто…
Ее автобус отходил вечером; их – часа через два. Они сложили вещи в комнатку кассирши и вышли на улицу.
Дружок продолжал шагать рядом с ней.
Он встрял между ними, – дружок изумился такой наглости, но промолчал.
Он имел на это все права. Дружок должен был катиться куда подальше.
Его растерянность давно прошла. Он снова был уверенным, насмешливым и везучим. В тот год ему везло. И в том, что, забросив работу, выбрался к морю и в горы именно в июле, и в том, что в шторм доплыл до берега, и в том, что встретил здесь в станице у предгорий Кавказа эту девчонку.
В палатке на площади они купили свежеиспеченную, еще теплую булку. Рвали ее на куски, ели и хохотали. Дружок таращился на них и ничего не мог понять. Наверное, ему казалось, что они смеются над ним. Кончилось тем, что он куда-то пропал.
Они бродили по немощеным улочкам станицы. Белые, даже чуть синеватые домишки, дряхлые заботы, шоколадные лужи недавнего ливня и мелкая речушка среди розовых и черных валунов.
– Нет, ты все-таки скажи, – говорил он, – ты прямо скажи – какие у тебя в отношении меня планы?
– У меня? Какие еще планы? – хохотала она.
– Нет, так не пойдет, – говорил он. – У серьезных девушек должны быть планы.
– Но не в отношении тебя.
– А кого же? Кого еще? – почти кричал он.
К речке они спускались по крутой тропинке. Он протянул своей спутнице руку, а когда она шагнула к нему, обнял, заглянул в глаза и спросил:
– Отпустить?
– Отпусти! – сказала она и требовательно, и мягко, как будто
