поперхнулась. Игорь представлял себе её лицо в эту минуту слишком хорошо, чтоб пускаться в пространные объяснения.
– Ты можешь делать всё что угодно. Я разрешаю тебе делать всё, что ты посчитаешь нужным.
– Я должна не дать ему уснуть? – Игорь почувствовал, как Ася покраснела. О чёрт. Он, конечно, упустил из вида эту составляющую. Почему дети не рождаются сразу взрослыми?
– Нет, спать можно. Если он уйдёт – это навсегда, так что просто не дай ему уйти. – Игорь процитировал модную когда-то давно песню. Ситуация анекдотическим образом сходилась с её сюжетом, правда, патетический припев приобретал в свете предсказанных прогнозом погоды молний совсем иной, трагический подтекст.
– А если я не справлюсь? Он говорил, что он работает ночью; у него же наверняка есть семья, дом, девушка, в конце концов, что я ему скажу, Игорь Иванович? Я не справлюсь, что мне делать тогда? – Асин голос задрожал от плохо сдерживаемых самых прозаичных в мире девичьих слёз.
– Ну, значит, Ян Малинин не доживёт до утра. – Игорь сам удивился тому, как просто это прозвучало.
Ася замолчала. Учёный кот на псевдозлатой цепи грустно покачал головой. Русалка на ветвях развела руками. Доктор на улице Барбюса мерил шагами ординаторскую.
– А если мне придётся рассказать ему о том, кто я?
– А тебе кто-то когда-то запрещал рассказывать кому-то, кто ты?
Ровно в пять вечера Ян подошёл к библиотеке, секунду постоял в нерешительности у её дверей, после чего огляделся и решительно оттолкнулся от крыльца носками ботинок.
– Так будет лучше, – сказал он себе. – Ты никогда, никогда не объяснишь ей, что ты делаешь по ночам.
– Малинин!
Он резко обернулся; в двух шагах от него стояла Ася Энгаус. Он мог бы поклясться, что пять секунд назад её здесь не было. Не только прабабкиным золотым зубом; он мог бы поклясться своей жизнью – и первой, и второй; своим волшебным даром; своим сердцем, которое размышляло, остановиться ему или, наоборот, устроить сеанс тахикардии, чтоб неповадно было… Но всё это не имело значения.
Ян замер в позе готового к взлёту Гермеса; медленно поставил лишённую крылатой сандалии ногу обратно на крыльцо и повернулся к однокурснице. Ася смотрела на него своими огромными глазами и нервничала, как никогда в жизни. Яну показалось, что он в этот момент может прочитать её – так же, как читает библиотечные тома.
Он хорошо знал это чувство по снам; он чуял его сквозь проступающие на страницах его книги буквы, он читал его по сжатым во сне губам. Это был страх – тот самый, сокровенный, с которым люди часто встречались во снах; гораздо чаще, чем наяву. Она боялась… э, погодите. Она боялась за него?..
– Ты, конечно, можешь уйти, но как же философия? – храбро поинтересовалась Ася. – Экзамен завтра утром. Мы же договаривались вчера.
«Если ты уйдёшь, я умру, о какой философии вообще могу я думать?» – было написано веснушками на Асином лице.
«Да
