есть же ещё другие люди. На моей работе, на улице, где-то мы гулять выходим, в парках.
– Я думаю, что те люди, которые оценивают тебя по внешней красоте, не заслуживают того, чтоб ты тратила столько времени на них.
– Ах ты, умник, – засмеялась Динара. – Даже такому гению, как тебе, не понять нас, женщин. Мы хотим всегда выглядеть красивыми, хотим всегда быть, как самые прекрасные цветы.
– Может тогда что-нибудь придумать, чтобы тратить меньше времени. А сохраненные часы ты могла бы посвящать нашим с тобой разговорам, – ухмылялся Руслан.
– Не волнуйся, сынок. Для тебя время я всегда найду.
– Хорошо, мам, я запомню эти слова, – Руслан уже уплел свои блины и убирал посуду со стола. – Ладно, если что, я в своей комнате.
– Можешь смотреть свои программы погромче – пускай Камиллёка встаёт потихоньку.
Динара, дожаривая блины, размышляла над словами сына. То, что было отклонено её разумом немедленно, всё-таки оставило свои следы в сознании, и, в последующие дни, она не раз задумывалась об этом. Мама гения стала ловить себя на том, что ищет способы, возможности, как и вправду сократить эту длительную ежедневную процедуру, которая, как ей подсказал ее сын, была нужна не её родным и любимым людям, а можно сказать посторонним – да и то, только тем, кто оценивает человека по внешнему виду.
*****
Время шло – Руслан становился всё развитее и сильнее. Он пошёл в школу, как и положено, в семь лет – в самую обычную, хотя ему все вокруг предлагали специальные – для одаренных детей. Он не захотел – сказал, что для этого у него есть основание. По какой-то, неизвестной для Динары и всех родных и близких, причине, Ринат выбрал для сына самую переполненную школу в самом густонаселенном районе города, да еще и за восемь автобусных остановок от дома. Из-за этой густонаселенности, рядом с избранным учебным заведением было расположено еще несколько, почти таких же переполненных. Динара пробовала возражать, но Ринат попросил ее довериться ему и не вмешиваться. В общем эти двое – отец и сын – что-то скрывали. На каждом собрании учителя говорили родителям о том, что их мальчуган только зря теряет время – обычная школа не может предоставить ему необходимых условий для полноценного развития.
Для педагогов он был загадкой. Они видели умных детей, видели гениальных – они не видели таких детей. Слова «башковитый», «мозговитый», «одаренный» никак не выражали того, что они наблюдали перед собой. «Уникум» – вот слово, на котором они, в конце концов, сошлись – оно более точно описывало этого необычного ученика. Он не интересовался всякими игрушками-побрякушками, наполнявшими портфели его сверстников и извлекаемые оттуда на каждой перемене. Всё своё свободное время он тратил на штудирование философии, политологии, высшей математики, изучение физики и молекулярной биологии. Учил сразу четыре языка – английский, испанский, китайский и французский. И во всём этом он был самоучкой. "Чему они могут меня научить в этих школах для одарённых, ма? Мне, отдай ты меня сейчас хоть в институт – и там будет скучно, – был главный его ответ, сначала на ежедневные, затем еженедельные, а потом
