Баир багровеет и пьянеющим взором сжигает Натыру.
– Ну, мой.
– К председателю иди!
– А уже тута!.. – с порога громыхающим басом объяляется другой гость. И бесцеремонно втискивается в застолье. – Не звали? А я нахалом… Кому председатель нужон? – и наливает себе из четверти в стакан. И, не чёкаясь, пьёт.
– Ты такой председатель, как я Трумен, – мрачно – сквозь зубы – цедит Цывкин.
– Закусывай, Андрей Васильев, – Колька и этому ловит с чашки груздок. Андрей Варнаков груздя не ест. Он смотрит на Марию, выдумывая, что сказать. Мария теряется и, опережая мужа, берётся за бутыль. – Ну-ка, гостиньки дорогие, ещё по одной… За-а-певай, Баир!
– …а давай, кума, про бродягу? – предлагает Костя.
– Так… счас пели. Может, про Стеньку? Борисович, сходил бы за балалайкой!..
Костя охотно поднялся, сглаживая неловкость минуты, ушёл.
Варнаков демонстративно подвинулся к Цывкину, упёрся в него лукавым взглядом
А и Цывкин не сдаёт. Оба молчат.
– Ты вообще чей будешь, Сивкин? Откуда залетел? А?
– Цывкин я… А откуда… все – откуда… Кумекаешь?
– А пацан твой что ж… без матери? А и твой ли?..
– Твой… не твой… не твой это дело.
– Баба что ж… утекла, а?
– Помер… – сквозь зубы цедит Цывкин.
– И давно? – не отстает с допросом Варнаков. – Скоко малому-то твоему?
– Какой твой дело? – кипятится Цывкин. – Уже джигит… взрослый.
– Э-э-э, темнила ты, Сивкин, а ещё… джигит! Сын-то на тебя не похож!
Баяр рывком встает из-за стола, роняя табуретку. Мрачно повисает над столом, сдерживая ярость. Внезапно выхватывает из-за пояса короткий кривой нож и с силой всаживает его по самую рукоять в столешницу. Секунду медлит и уходит, ни на кого не глядя.
Мертвая тишина повисает за столом. Молчит Варнаков. А за стеной просыпается новокрещённый младенец. И скулит. Мария спешно уходит к нему.
Гости обмякают и отваливаются от стола, закручивая самокрутки. И – задымили. Отец Федос сердито замахал руками и, широко перекрестясь, потянулся к сенцам.
– Дак ты куда, отец Федос? – удивилась из-за занавески Мария.
– Срамно тут… Бога не чтите. – И ушёл, даже не надевая длинного своего пальто.
– Ишь какой крестный! На-елся… на-а-апился и восвоязи, значит, подался.
– …завсегда такой! Чуть не по ему – на бога уповает. Да пусть идёт! – негодует хмельной Пилатов.
– Нехорошо как-то вышло… – недоволен и Венка Богдан.
Молча дымили мужики. Мария собирала посуду. За окном осеннее солнце закатилось за хребет Егорьевской горы и – раздробилось широким веером, залило багровой краской Ферму и всё её окружение. К заморозкам, знать. А то к ветру.
(продолжение следует)
Константин Болотников. Записки односельчанина
(Часть 2)
