мужчина был сведущ в играх женщин. Порой, при дворе короля творилось такое, что Леонардо все больше приходил к выводу, что легче, проще и честнее, быть в бою, нежели в обществе дворцовых интриганок.
Ощущая подкрадывающееся раздражение (причину появления которого мужчина никак не мог отследить), Леонардо открыл небольшой сундук и извлек из него письмо. Разворачивая его, воин продолжал смотреть на Годиву – она, уже побледневшая, нервно сжимала ладони. Ясно, что боится, ведь знала, что в этом письме.
С холодной усмешкой на губах, Леонардо протянул чуть смятый пергамент девушке и произнес:
– Прочти вслух.
Женские пальцы, чуть подрагивая, взяли письмо. Пергаментная бумага казалась тяжелым грузом. Годива, устремив взор на крючковатый почерк, нервно сглотнула. Мельком глянув на мужчину, и уловив в его мрачно-чёрных глазах приказ, девушка начала читать:
– Ваше предложение о том, чтобы я стала вашей женой, вызвало у меня смех. Как? Как это возможно, чтобы я – Годива, из благородного саксонского рода, девушка, о красоте которой идет молва по всей Англии, согласилась на столь отвратительное предложение? Столь гнусного предложения я еще не встречала никогда. Стать женой нормандской собаки, разделить с ним ложе – сама мысль об этом вызывает у меня приступ рвоты. Не бывать такому! Ты слишком высокого о себе мнения, нормандский пёс. Мне не нужно ни твоё имя, ни твоё ущербное семя, ничего от тебя. Будь ты проклят и умри в позоре.
Голос Годивы оборвался, а руки еще сильнее задрожали, задрожало с ними и письмо. До сегодняшнего момента она не знала его точного содержания. Эрик что-то говорил, что жестко отказал нормандскому льву на его предложение о заключение союза, но девушка и подумать не могла, что её родной брат, от её имени, напишет такое.
Это было унизительное оскорбление.
И теперь, зная, кто именно нормандский лев, Годива уже не хотела скрывать правды. Только не от него.
– Я не писала этого письма, – стараясь говорить твёрдо, и, всё-таки, ощущая в голосе предательское волнение, произнесла девушка.
Леонардо окинул Годиву взглядом, в котором явственно читалось презрение к ней. Какая! Неужели думает, что за её красивое лицо он простит это оскорбление? Мужчина цинично усмехнулся – он не был из тех, кто смягчался от красоты женщины.
– Не писала? – Леонардо подошел к Годиве – столь близко, что теперь девушка смогла уловить не только тепло, исходящее от его тела, но и личный, чисто мужской аромат – смесь из кожи и что-то из трав. Резкий, бодрящий запах. Она смутилась их близостью и попыталась сделать шаг назад, но не успела – жесткие пальцы воина схватили Годиву за правое плечо.
Её будто обожгли. Нет, мужчина не сделал ей больно, но его пальцы словно горели огнем и прожигали ей руку.
– Не писала? – повторил Леонардо. – Кому принадлежит эта печать?
Он ткнул пальцем в переплетенные меж собой лилии.
– Моей
