Еще добавил, что у нее есть дар и они, мертвые, приходят к ней не без причины. Тогда Эжени было пятнадцать, но ужас, испытанный в первый раз, ее еще не покинул. С визитами дедушки она в конце концов смирилась, однако всех прочих умоляла немедленно уйти, едва они появлялись, и покойники выполняли ее просьбу. Она не хотела их видеть, не выбирала этот «дар», который считала вовсе и не даром, а скорее психическим расстройством. Эжени успокаивала себя тем, что это временное явление, убеждала, что все пройдет в тот день, когда она покинет отчий дом, видения перестанут ей досаждать, а пока нужно просто терпеть и хранить все в тайне, даже от бабушки, потому что, если повторится та история, ее немедленно отправят в Сальпетриер.
Во второй половине следующего дня снегопад наконец утихает, дает столице передохнуть. На белых улицах стайки ребятишек устраивают артиллерийские обстрелы снежками, кружа между фонарями и скамейками. Париж залит белесым и ярким, почти слепящим светом.
Теофиль выходит из подворотни и направляется к фиакру, который ждет у кромки тротуара. Рыжие кудри выбиваются из-под цилиндра. Он поднимает воротник, прячет в него подбородок, на ходу натягивает кожаные перчатки и открывает дверцу. Одной рукой поддерживает сестру, помогая ей подняться на подножку. Эжени в черной накидке с широкими рукавами и накинутым на голову капюшоном. Шиньон украшен двумя гусиными перьями – ей не слишком нравятся шляпки с цветами, которые нынче в моде у парижанок.
Теофиль подходит к кучеру:
– На бульвар Мальзерб, к дому девять. И заклинаю вас, Луи, если отец спросит, скажите, что я был один.
Слуга на облучке жестами изображает, что у него рот на замке, и Теофиль садится в фиакр рядом с сестрой.
– Все еще злишься, братец?
– Уж ты умеешь разозлить, Эжени.
Сегодня сразу после обеда, прошедшего в полной безмятежности за отсутствием главы семейства, Теофиль удалился к себе на ежедневную двадцатиминутную сиесту, а затем начал собираться в дорогу. Он уже надевал цилиндр, стоя перед зеркалом, когда в дверь постучали. Четыре удара – условный стук сестры.
– Входи.
Эжени, открывшая дверь, оказалась полностью одетой и причесанной для выхода в город.
– Опять в кофейню собралась? Отец не одобрит.
– Нет, я еду с тобой в дискуссионный салон.
– Ни в коем случае.
– Это почему же?
– Тебя не приглашали.
– Так сам меня пригласи.
– Там будут только мужчины.
– Какая жалость.
– Вот видишь, ты сама не хочешь ехать.
– Мне просто любопытно взглянуть одним глазком, что там у вас творится.
– Мы сидим в салоне, курим, пьем кофе или виски и делаем вид, что философствуем.
– Если все так скучно,
