в проход, закрыл за собой решётчатую дверь и услышал от Савушкина.
– Раската сам обихаживать теперь будешь.
Чолли кивнул, но до него явно не дошёл смысл сказанного. И директор, улыбнувшись, повторил это по-английски, а по-русски сказал:
– Идите домой, Редокс. До утра он вас подождёт.
И все как-то сразу разошлись. А Чолли вспомнил про свои вещи. Но их, оказывается, захватил Николай.
– Держи своё. Пошли.
– Спасибо.
Чолли взял коробку и сумку, поискал глазами Степана, но того уже не было.
– Это Степан настучал, – тихо сказал он Николаю. – Больше некому.
– Не дури, – Николай обвёл взглядом ряд золотистых коней за деревянными решётками и повторил: – Не дури. Все не слепые.
На конюшне было уже тихо, лампы горели через одну и вполнакала. Многие лошади спали.
– Пошли, Чолли, – Николай почему-то вздохнул.
Чолли кивнул.
Они шли по мягко поскрипывающему под ногами снегу, и Николай говорил:
– Туровец, когда глаз на человека положит, когда душу ему отдаст, другого к себе не подпустит. Как забушует туровец, так уже ищем, кто ему на душу лёг. А Степан сказал, чтоб не искали да не перебирали. Так что… твой теперь Раскат.
– Как это мой?
– Тебе его убирать. Ну и, – Николай усмехнулся, – ну и ездить на нём. Объезжать тоже тебе придётся.
Чолли кивнул.
– Понял. А потом? Ну, объезжу я его. А потом он кому?
– Никому. Он твой, Чолли.
Чолли недоверчиво хмыкнул.
– Николай, кто мне его отдаст? Даже если… всю ссуду… если в рассрочку, мне за всю жизнь не выплатить.
– Никто тебе его продавать не будет. По закону нельзя. Но ездить на нём, работать его ты будешь, – Николай усмехнулся. – Захочешь, так к себе во двор на свою конюшню поставишь. Только продать никому не сможешь. И подарить. И по закону нельзя. И туровец дважды не выбирает.
Чолли задумчиво кивнул.
– А… слушай, мне сказали, Раскат директорский, директор как, очень обиделся?
– Михеич – мужик понятливый, – мотнул головой Николай. – И Раскат его не был. Директору две верховых положено, а по душе… Ладно, сам всё увидишь.
Они уже подходили к дому Чолли. С крыльца сорвалась и бросилась навстречу им тёмная фигура с отчаянным криком:
– Чолли!
– Здорово, соседка, – громко сказал Николай. – Ну, до завтра, Чолли. Не проспи, смотри.
– Ага, до завтра, – ответил Чолли.
Руки у него были заняты, и обнять припавшую к его груди Настю он не мог. Николай движением плеча поправил свой туго набитый мешок и пошёл к себе.
Настя шла, прижавшись к Чолли, и заметила его ношу, только поднявшись на крыльцо.
– Ой, Чолли, что это?
– Увидела наконец, – засмеялся Чолли, плечом открывая
