отступило очень скоро: Вика и Настя вернулись к подъезду. К сожалению моему и отца, одни. Они шли с мешком пива и громко смеялись.
–Слава богу! – вскрикнул Седой, бросаясь навстречу. – Где вы были? Где Алина?
–Как? – Настя состроила удивление на своем лице. – Разве она не пришла домой?
Отец обреченно помотал головой.
–Но как же? – еще пуще подруги удивилась Вика. – На остановке в круглосуточном мы слегка порамсили, и Алинка сказала, что возвращается домой.
Эта очевидная ложь была принята моим отцом за правду, он был повержен.
Неужели им не было его жаль тогда?
–Ей никто не звонил? – дрожащим голосом спросил папа.
Мерзкие лгуньи лишь пожали плечами. Они поняли, что ему плохо, и решила поддержать его с помощью своих трофеев. Мы вчетвером пошли к нам домой. Там эти подлые девицы наливали отцу пиво, которое купил его злейший враг, о чем Седой и не догадывался, утешали его, выслушивали все жалобы, но правды так и не сказали. Они оказали ему сильную поддержку той ночью, моральную психологическую поддержку, как он уверял себя и всех остальных, рассказывая о той трагичной истории. После того общения отец искренне считал этих девок невероятными душевными людьми и лучшими своими подругами. Как лицемерно они его утешали, вытаскивая из болота, в которое сами же и толкнули несколькими часами ранее. Разве это хорошие люди? Кукловодки, смеющиеся над теми, кому в жизни повезло меньше. Просто ведьмы. Таких сжигали на кострах. Забегу вперед: смешно, но Седой так и не узнал о причастности этих девок к побегу моей матери с наркоманом Алешей.
Прошло три дня, а эта чертова кукушка так и не объявилась. Отец даже ходил в милицию, но его оттуда выпроводили, несмотря на устроенную истерику, слезы и дикий ор. Мать-кукушка так и не являлась, но я все равно ее любила. Я любила ее, кажется, больше, чем отца, который не оставлял меня, в отличие от некоторых. О том, где и с кем находится моя мать, знали уже многие, но отцу так никто и не сообщил. Этот простофиля, считавший каждого своим другом, был поднят на смех, сам того не подозревая.
Первым объявился Алеша. Он приехал к себе домой, чтобы забрать какие-то вещи: холодало. Любовники пока не решались вернуться в город, все еще жили на даче, которая, благо, находилась недалеко, что позволяло парню ездить на работу прямиком оттуда. У подъезда папе довелось встретиться с поганцем. Он молча протянул тому руку. Алеша ответил на рукопожатие. Папа сжал его кисть и жалобным взглядом вцепился в его глаза.
–Говори, ты же знаешь, где она, говори, – на глазах Седого сверкали слезы.
Алеша молчал. Больше от стыда, чем от страха. Он видел боль, которую причинял обманутому мужу и брошенной дочери, которая стояла рядом, опустив рыжую головку. Ему было неловко оттого, что он рушил эту маленькую хрупкую ячейку общества, но он ничего не мог с собой поделать, потому что дикая любовь затмила разум.
–Я не знаю, Олег, – только и смог ответить Алеша.
Отец
