как народ, ранее римлян и греков образованный, оставили по себе во всех частях Старого света множество памятников, свидетельствующих об их там пребывании и о древнейшей письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами…»
А приглашённые князья-варяги были из Поморской Руси…
«Народ твой искони служил моим предкам», – писал Иван Грозный шведскому королю.
Некий поляк Тадеуш Воланский, покопавшись в древностях и поразмыслив, издал смелый по тем временам труд: «Памятники письменности славян до Рождества Христова». Труд смелый настолько, что католический примас Польши запрашивал у императора Николая Первого дозволение применить к отщепенцу аутодафе – публичное сожжение на костре еретиков или еретических сочинений.
К счастью, этот грех Николай Первый на душу не взял, спустив щекотливый вопрос на тормозах.
Самые упёртые краелюбы откопали откровения и самой Екатерины Второй, которую трудно заподозрить в симпатиях к славянскому народу. В своих «Записках касательно русской истории» (СПб., 1787) импортная императрица вынуждена была признать:
«Славяне на востоке, западе и севере обладали толикими областями, что в Европе едва ли осталась землица, до которой они не касались».
Так что не зря прикормленные немецкие историки переписывали историю Руси…
«…Кто владеет прошлым – владеет будущим».
Острее стало ощущенье
Шагов истории самой…
Глава 9. «Род проходит, и род уходит, а земля пребывает вовеки…»
В очередной свой приезд домой, в Калугу, на Рождество 1925 года, Александр задумал спровоцировать отца.
«Господин генерал! А каким образом вы собираетесь отмечать сто лет со дня восстания декабристов?!»
Генерал подвох учёного сына раскусил сразу, поэтому с ответом не спешил, лишь ухмылялся и поглаживал в раздумьи бороду.
Морозным декабрём 1825 года кучка дворян порешила свергнуть российского самодержца. Присягавший царю генерал по идее должен его защищать, а посягнувших на трон по всем статьям презреть.
Большевики-революционеры, которым теперь служил бывший генерал Чижевский, на почве ненависти к самодержавию записали дворян-революционеров к себе в союзники.
Очередной провокационный вопрос сына по сложившейся между ними традиции подлежал объективному обсуждению, безоговорочно честному и, по возможности, бескомпромиссному.
Устоявшаяся во времени догма, что везде и повсюду революционеры – это честные борцы за благо народа, оказывается, довольно живуча. Это теперь череда военных хунт и переворотов изрядно этот миф поистрепала. А в 1925 году большевистское «ура!» всё ещё сотрясало планету. Немудрено, что честный дворянин и патриот, движимый благими намерениями, вполне добровольно примкнул к революционерам.
Но
