и завершить сей титанический, монументальный труд. Бородин вспомнил, мимоходом, как отдельные критические лужёные глотки орали, тявкали: дескать, «РЕКВИЕМ» – это вершина, случайная в творческой судьбе Глазова, что после «РЕКВИЕМА» он замолчит надолго, навсегда. И особенно выделялся в хоре недоброжелателей некто Рубан, в бытность свою сокурсник Анатолия Фёдоровича… «Глазову и без того крупно и незаслуженно повезло… Надо ещё разобраться, организовать специальную комиссию, чтобы выявить истинного автора столь значительного музыкального произведения…» Ан, нет! Не-ет!! Из недр души, из всей жизни своей родил композитор на свет и на суд тот «РЕКВИЕМ». Пусть правда и колола кое-кому глаза, но отступничества не ведает она. Правда сама себя очистит. И очистила… Теперь вот – «ЗЕМНАЯ». «ЗЕМНАЯ СОНАТА» – и тоже из недр души, из всей жизни собственной родил он, Глазов, на свет и суд новое творение своё, подхватил незримую перчатку самого Людвига ван…
…За окном комнаты, где находился исполнитель, мягко и сочно цвёл погожий летний денёк. Всё в нём – обычно и необыкновенно. Необыкновенно, поскольку в руках Бородина трепетали белоснежные крылья нотных листков и как бы готовы были, находились в преддверии того, чтобы отряхнуть с пёрышек своих невероятные звуки… Настало время сказать, что бесценную бандероль получил он сегодня утром, почтой. Тут же была и приписка небольшая: «Знаю Вас, уважаемый Сергей Павлович, как самобытного, глубоко русского по духу, одержимого, бесконечно многогранного и темпераментного Музыканта, исполнителя сложнейших произведений. Потому лично прошу первым ознакомиться с этим новым трудом моим и, по возможности, донести до широкого слушателя «плоды ночных бдений». Верю в Вас, не сомневаюсь: правильно прочтёте текст и то, что стоит за ним. С признательностью и ожиданием Вашего поиска, Глазов». Необыкновенно, да… И – обычно, поскольку всё даже очень странное, непредсказуемое, однако, вполне вписывается в более широкие рамки человеческого бытия: здесь срабатывают свои законы. Важно только быть готовым приять и принять новизну любую, как данность. Признаемся, что далеко не всякий способен на такое.
Бородин присел на краешек дивана, задумался… Просмотрев бегло ноты, он пережил самые светлые минуты в жизни, подлинное потрясение, если не сказать больше – был раздавлен мощью, духом гения, сотворившего столь величественное музыкальное полотно – музыкальную диораму, если применить смежную, из живописи, терминологию, и ещё более значительное, колоссальное… Ему стало вдвойне страшно: страшно браться за работу над «ЗЕМНОЙ» и… страшно, ужасно хотелось тотчас, немедля наброситься на кабинетный рояль в светлом углу и начать наигрывать, наигрывать, пусть правой рукой, отдельные мелодии, темы, погружаясь в мир сказочного, неизведанного, фантастического – именно так представлял себе Счастье!.. Наверно, подобное испытывает кладоискатель или тот, кто готов с головой ринуться в омут… с обрыва…
В
