полоса тянулась по узкой котловине, зажатой со всех сторон горами. Другие группы призывников во главе со своими сержантами уже шагали к военному городку.
– Наш, что ли, наконец? – лениво сказал Чугун, глядя на приближающегося сержанта.
– Гляди, как хером подавился, – сказал Ряба. Все засмеялись – сержант действительно шагал, как-то неестественно прямо держа спину.
Он подошел, молча оглядел призывников, невыразительно спросил:
– Откуда, клоуны?
Говорил он тоже странно, иногда будто зажевывая слова и выталкивая их изо рта резким движением головы. На щеке был уродливый, бугристый шрам от ожога.
– Из Сибири, товарищ сержант! – весело ответил Ряба.
Тот по-прежнему пристально разглядывал их.
– Меня зовут сержант Дыгало, – наконец произнес он.
– Как? – не понял кто-то с краю.
– У кого со слухом плохо? – спокойно спросил сержант. – Смирно!! – вдруг заорал он. – Застегнуться в строю! Головные уборы надеть!
Все торопливо напялили вязаные шапочки и ушанки и подтянулись.
– Кру-гом! – Пацаны развернулись лицом к горам. – Надеюсь, со зрением у всех в порядке? Вон та гора – наша. Следующая за ней – Афган! И чтобы те, кто из вас, уродов, попадет туда, не сдох в первый же день, я буду вас драть во все дыры не вынимая три месяца по двадцать четыре часа в сутки, начиная с этой минуты! Кто уже передумал – вылет через два часа! Остальные в колонну по одному – бегом марш!
В новеньких хэбэшках пацаны выстроились в казарме. Дыгало шел вдоль строя, брезгливо оглядывая каждого с головы до ног.
– Рядовой Чугайнов! – выкрикнул Чугун, когда сержант поравнялся с ним.
– Ремень не для того, чтобы яйца держать, воин!
Чугун торопливо принялся затягивать ремень.
– Рядовой Бекбулатов! – гаркнул рослый кавказец с вытаращенными от усердия глазами.
– Рядовой Стасенко!
– Рядовой Петровский! – крикнул Джоконда.
– Это ты, что ли, художник? – остановился Дыгало.
– Так точно, товарищ сержант!
– Ну и что ты сюда приперся? Малевал бы голых баб да цветочки в горшочке… Я задал вопрос, воин!
– Видите ли, товарищ сержант, если верить доктору Фрейду, – невозмутимо ответил Джоконда, – любое художественное творчество – это только сублимация подсознательных инстинктов человека, в том числе инстинкта насилия.
Сержант молча смотрел на него в упор.
– Впрочем, – сдерживая улыбку, пожал плечами Джоконда, – вы можете с этим не согласиться, поскольку советская наука не признает буржуазное учение Фрейда.
Дыгало по-прежнему смотрел на него.
– Умный? – наконец спросил он.
– Виноват, товарищ сержант, исправлюсь! – улыбнулся Джоконда. –
