церкви Василия Блаженного…
1552 год от Рождества Христова, или 7060 год от сотворения мира. Где-то недалеко от Кремля
На Алевизове рву
– Ванька! Ванька! Да где этот паршивец? Сколько можно звать тебя, вот поймаю, за уши оттаскаю, ишь чего задумал! Когда надо, никогда нет рядом!
Крупный розовощекий детина тряс за плечи маленького семилетнего мальчишку.
– Вот ты и попался! Где ты шляешься? Кто работать будет? Когда твоя вечно голодная мать давала тебя мне во служение, как она заливалась соловьем, что ты и работящий, и шустрый, и даже грамоте обучен! А когда надо, тебя вечно нет на месте! – изгалялся детина, тряся щупленького мальчугана.
– Ну, дядя Прохор, я больше не буду! Я же на секундочку, я же одним глазком посмотреть – там наши войска вернулись из града Казанского! Такие все красивые, статные, я только на секундочку взглянул! – оправдывался мальчишка, извиваясь, пытаясь спастись от огромных ручищ мужика.
– А кто работать будет, я тебя спрашиваю? Кто мне тут, на стройке, помогать будет? Или ты думаешь, я сам должен песок таскать! Ух, я тебя!
– Ну, дядя Прохор!
Но гроза уже миновала, Ваня знал, что дядя Прохор хотя и сердит на вид, но вполне отходчив, и если не открутил уши сразу, то теперь можно его и заболтать, и ничего страшного уже не будет.
– Что там, воины вернулись из града Казанского? – почесав окладистую бороду, спросил Прохор.
– Ой, вернулись, сейчас от Варваринских ворот ехали! Красивые все! Ой, какие! Я бы тоже в служивые пошел! – с воодушевлением начал рассказывать Ваня.
– Куда ты пошел бы, сорванец?! Да я тебе сейчас точно уши откручу, а кто работать будет, если ты служить собрался? А ну иди сюда, иуда!
Но мальчишка понуро повесил голову и принялся набирать в огромный жбан песок.
– Ладно, Вань. Ты мне лучше скажи, что, действительно Казань взяли или народ брешет все? – спросил Прохор.
– Вот те крест, взяли. Точно взяли. Я сам лично в толпе слышал, как обсуждали осаду града Казанского. Теперь точно – Казань наша. Бают, что царь-батюшка Иван Васильевич, многие лета царю, присоединил Казанское княжество к Московскому.
– Многие лета царю. А татары местные чаво?
– А чаво? Кто перебит, кто в полон взят, а кто теперь и в истинно христианскую веру перейдет, – откинул светлый чуб со лба грязной ладошкой мальчишка.
– Да уж. Вот чудо чудное! По такому поводу и в кабак можно сходить чарочку-другую пропустить, – Прохор мечтательно улыбнулся в бороду, уже представляя, как терпкая и крепкая медовуха, которую гнал в соседнем кабаке старый прохиндей Пантелеич, уже плещется в его огромной кружке, а потом и в бездонном брюхе.
Но работы меньше не становится, до кабака еще нужно было доделать фундамент церкви, которую по приказу самого царя-батюшки нужно было воздвигнуть на этом самом месте.
А место-то проклятое,
