– и пребывала в состоянии, скажем так, оранжевой тревоги.
– Прежде чем сменить тему, давай подведем итоги, – сказала Эсти, вставая и направляясь в сторону паркинга с туфлями в руках. – Что мы имеем сейчас в сравнении с сегодняшним утром?
Я вздохнул и снова почувствовал на себе тяжесть недавних убийств.
– Два новых персонажа, которых мне не терпится увидеть, как только представится возможность: Инес Очоа, Каменная Дама, и загадочный приятель Тасио, с которым они вместе проводили ритуалы. И связь Игнасио с орудием преступления: пчелами. Если он общается со многими пасечниками и знает этот мир, вполне возможно, что он догадался, как засунуть их в надлежащее место и разозлить с помощью запаха, от которого они становятся агрессивными. Но не будем забывать, что пресса пока ничего не знает о пчелах. И наконец мы уличили его во лжи: якобы он не помнит про следы спермы, найденные на теле девушки. Изобразил полное равнодушие, когда речь зашла о результатах вскрытия.
– А может, готовился к этому вопросу двадцать лет…
– Надо как следует заняться близнецами: семья, прошлое, окружение, – задумчиво проговорил я, оплачивая чек за парковку. – Раньше этим никто не интересовался: Игнасио выдал Тасио, и таким образом дело закрыли.
– Тогда у нас впереди много работы. Ты едешь завтра в Вильяверде?
– Собираюсь, если никаких срочных дел нет и я никому не понадоблюсь. Мне не хочется надолго бросать дедушку одного. Но если считаешь, что в эти выходные мне надо остаться в Витории, скажи об этом прямо.
– Я два дня буду с Икером. Тысяча дел с этой свадьбой, не говоря об отце, которому снова хуже, и надо его навестить. У меня не будет времени заниматься чем-то еще.
– Ладно, держись подальше от своих призраков.
– А ты – от своих.
– Стараюсь.
«Я стараюсь, Эсти. Только это и помогает мне до сих пор оставаться в живых», – мысленно закончил я фразу.
7. Вильяверде
Думай об убийстве так, словно убийца хочет рассказать нам историю. Что стоит за обрядами этих новых преступлений, #Кракен?
30 июля, суббота
На рассвете следующего дня я отправился в Вильяверде, крошечную деревню с семнадцатью жителями, где бабушка и дедушка воспитывали меня и Германа, когда пропали мои родители, то есть несколько жизней назад.
Мне нравилось ехать на юг ранним утром – через перевал Витории, по буковому лесу, по серпантину Бахаури, мимо сосновой рощи, где когда-то изменилась вся моя жизнь.
Вильяверде располагался в 40 километрах от Витории, у подножия Алавесских гор напротив Кантабрийской сьерры, или сьерры Толоньо, как называли ее в последнее время. Мы, аборигены, не любим наименования на официальных картах Алавы. В детстве я привык видеть перед собой густую чащу буков, дубов и орешника, стоило мне выглянуть за тяжелую деревянную калитку в трехсотлетнем доме моих предков, одном из массивных строений с каменными
