слова и, несмотря на желание снова заговорить, остановилась.
Остановилась, потому что ее остановила Джессамина…
Деревьев больше не было. Они резко заканчивались ровной линией, оставляя идущему по этой тропе путнику лишь два варианта. Возвращаться обратно по Лесу к городу, а значит, и к городскому парку, о котором знали все, кто только был на этой горе.
Или идти дальше, вперед, в сторону холмов, которые начинались всего в паре десятков метров.
Идти и подниматься на холмы, за которые открывалось то, зачем они и шли сюда.
Идти в сторону Парка, о котором не знал уже практически никто…
–Тогда можно я задам вопрос? – спросил голос Джессики, забыв ответить на прошлые слова матери.
Уже сейчас Джессамина понимала, что это значило. И если на все прежние просьбы, вопросы и даже требования она могла солгать, сделав это вполне достоверно, то в этом случае…
–Когда ты наконец сможешь объяснить мне, почему Дар Связывается со мной все сильнее и сильнее?
То в этом случае, Джессамина действительно не знала, что отвечать.
Обычно, она считала, что правда – это лишь небольшая суша в океане правдоподобной лжи, которой можно было бы заменить истину. Однако в этом случае найти что-то правдоподобное было достаточно трудно.
Настолько, что все последние три года на этот Джессамина отвечала только…
–Я не знаю, Джесс. Правда. Поверь мне, – она стиснула ее плечо, но Джесс резко перестала быть тем святым ангелом, которым она нравилась матери больше, чем сейчас. Сейчас же на ее лице виднелась маска доверия.
Очень неправдоподобная маска.
Такая же, какой была и ложь Джессамины, поверить в которую было действительно трудно.
Однако любая ложь звучала бы разумнее той правды, которую от нее скрывала мать…
–Пойдем? – спросила она, подталкивая девочку вперед, сама уходя вперед. Впереди был один самый ближайший холм из той цепи, что окружала то, что находилось за ней.
Но Джессика никуда не шла.
–А что если это сыграет злую шутку? Со всеми нами? Ведь, чем ближе Он “стоит” ко мне, чем громче Его голос и чем более безумные мои просьбы Он может выполнить, тем заметнее я для Них. Для Гонений, от которых мы и прячемся, мама. Что если в мире нашем не осталось больше никого, кто обладал бы такой близкой Связью? – девочка говорила уже не просто слова. Это была исповедь, которую она держала чересчур долго. Исповедь, которая копилась целых три года с того самого момента, когда Джессика не поняла, почему вдруг перестала есть, пить или даже спать. Почему раны на ее теле заживали, едва ли не сразу появившись, а простые желания вдруг начинают исполняться чересчур странным способом. Будто бы вся вселенная подстраивается под них.
И с каждым годом исполнялись все более “сложные” желания…
Такими были все последние три года, сопровождающиеся с Его холодным голосом, идущим откуда-то из пустоты.
Откуда-то
