style="font-size:15px;"> Он вздохнул, подошел и обнял со спины. И снова положил голову на плечо. Почему ему все время нужно виснуть на мне, что ж такое… Нет, не то чтобы я против, но интересно, с кем он обнимается и в чьей постельке сворачивается, когда меня нет поблизости. Еще интересно, какую цену они с него запрашивают за эти нехитрые радости.
– Когда человечество выучилось говорить и высекло огонь, я уже был бесконечно стар, Йейнэ. Это мелочное мучительство для меня не страшно.
– При чем тут это? – вскинулась я. – Ты же все равно…
Я попыталась подобрать нужные слова. Человек? На такое он вполне может обидеться…
Он покачал головой:
– Лишь смерть Энефы ранит мое сердце, но ее смерть – не дело человеческих рук.
И тут дворец содрогнулся. В его глубинах что-то загудело – глухо, на басовитой ноте. У меня мурашки побежали по коже, в ванной что-то задребезжало. А затем все стихло.
– Закат, – сказал Сиэй.
Голос у него был довольный, во всяком случае. Он отцепился от меня и подошел к окну. Небо на западе закрывали слоистые облака, переливающиеся всеми цветами радуги.
– Отец возвращается.
А где он был до этого, интересно? Впрочем, меня тут же отвлекла другая мысль. Чудище из самых страшных ночных кошмаров, тварь, которая преследовала меня во время нашего панического бегства сквозь стены, – выходит, это не кто иной, как отец Сиэя?..
– Он же тебя пытался вчера убить, – тихо сказала я.
Сиэй пренебрежительно мотнул головой, затем вдруг хлопнул в ладоши. От неожиданности я подпрыгнула.
– Эн! Найасоувамехиках!
Чушь какая… Он пропел этот дурацкий набор звуков на манер детской считалочки, звон повис в воздухе – и вдруг мир изменился. Точнее, изменилось мое восприятие мира. Мне стало внятно эхо разговоров – до последнего слова, отражающегося от стен. Эхо каталось, сливалось и накладывалось. Воздух пошел рябью – это звуки, звуки, так дрожит струна, от пола к стене, от стен через колонну, удерживавшую огромный вес Неба, и вниз – звук уходил в землю.
Эхо дрожало и уходило в землю, а земля ворочалась, как сонный ребенок, пока мы летели, как мячик, вокруг солнца, и сменялись времена года и звезды вокруг изящно переворачивались – я сморгнула и с удивлением обнаружила себя все в той же комнате. И тут я все поняла. Самые первые годы, десятилетия, когда писцы еще оттачивали свое мастерство – они ведь гибли через одного. А потом ограничились изучением письменного языка – отсюда и их скромное прозвание. Странно, как вообще человек мог решиться на такое? На попытку говорить на языке, значение слов которого зависело не только от синтаксиса и произношения и интонации, но и от координат говорящего относительно остальной вселенной… Они что, и впрямь надеялись, что сумеют выучить божественное наречие? Нет, это смертным не под силу…
Желтый шарик Сиэя появился из ниоткуда и впрыгнул ему в руки.
– Иди и смотри, а потом найди меня, – приказал он и подбросил шарик.
Тот
