Через пару секунд. – Все хором вздохнули. Гуськом протопали мимо меня, удивленные, раздраженные, озадаченные, и их эппэрэты уже считывали мои данные – вероятно, сообщали, сколь мало значу я, устаревший на тридцать девять лет.
Он взъерошил все волосы у меня на затылке, какие нашлись, и развернул к себе мою голову.
– Столько седины, – сказал он.
Я едва не отшатнулся. Что там сказала мне перед расставанием Юнис? Лен, ты старый. Но нет, я позволил ему тщательно меня осмотреть, а сам разглядывал резкий орлиный абрис его груди, мясистый нос калибра «Нетти Файн», равновесие, которое ему так нелегко сохранять. Его рука сжимала мне скальп, и пальцы были неожиданно холодны.
– Столько седины, – повторил он.
– Это все углеводы в п-пасте, – сказал я. – И факторы стресса итальянской жизни. Ты не поверишь, до чего трудно там жить на американскую зарплату. Доллар…
– Какой у тебя водородный показатель кислотности? – перебил меня Джоши.
– Ох, батюшки, – сказал я. Тени ветвей роскошного дуба подползли к оконному проему, и бритый кумпол Джоши обрел пару оленьих рогов. В этих комнатах окна изображали Скрижали Завета. Кабинет Джоши был на верхнем этаже, и на окне до сих пор виднелись английские и ивритские слова «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»[30]. – Восемь и девять, – сказал я.
– Тебе нужна детоксикация, Лен.
За дверью стоял гомон. Настойчивые голоса распихивали друг друга, требовали его внимания, текущие дела ветвились и расползались, как бесконечные коридоры данных, заполонившие Манхэттен. На столе Джоши, гладком куске стекла – блестящая цифровая рамка, крутившая слайд-шоу его жизни: молодой Джоши в наряде магараджи на сцене – его недолговечный внебродвейский моноспектакль; счастливые буддисты в лаосском храме, отстроенном с нуля на его средства, на коленях заклинают камеру; Джоши в остроконечной соломенной шляпе неотразимо улыбается – его краткий период соевого фермерства.
– Буду пить по пятнадцать стаканов щелочной воды в день, – сказал я.
– Меня беспокоит твое мужское облысение.
Я засмеялся. Точнее говоря, произнес: «Ха-ха».
– Меня оно тоже беспокоит, Гризли.
– Я не про эстетический аспект. Твой ашкеназский тестостерон превращается в дигидротестостерон. Это смерть. Тебе светит рак простаты. Надо минимум восемьсот миллиграммов сереноа в день. Что с тобой, Резус? Ты, кажется, рыдать собрался.
Но я просто хотел, чтоб он еще немножко обо мне позаботился. Я хотел, чтоб он обращал внимание на мой дигидротестостерон и спасал меня от недружелюбных красавчиков из Салона Вечности. Джоши велел всем сотрудниках «Постжизненных услуг» вести дневники, дабы помнить, кем мы были, ибо каждую секунду наш мозг и синапсы перестраиваются и перестраивают связи между собой, возмутительно наплевав на наши личности, и каждый год, каждый месяц, каждый день мы превращаемся в других людей, совершенно
Исх 20:3.
