Можно подумать, мы тебя выгоняем, хотя это не так!
– Ты хотела сказать: «Люди могут подумать, что мы тебя выгоняем».
– Я не это имела в виду.
– Нет, именно это. И вам с отцом на самом деле наплевать на моральный облик Чонси Риккера.
– Это неправда, Форрест. Я ненавижу людей, которые совершают бесчестные поступки и нарушают закон. Мой отец никогда не допустил бы Чонси Риккера…
– Сейчас речь не о твоем отце, а о том, что ни тебя, ни папу нисколько не волнуют сами по себе делишки Риккера. Могу поспорить, вы даже толком не знаете, что именно он натворил.
– Конечно, я это знаю. Он украл какие-то деньги и бежал за границу, а когда вернулся, его посадили в тюрьму.
– Его посадили за неуважение к суду.
– Ну вот, теперь ты его уже защищаешь, Форрест.
– Вовсе нет! Терпеть не могу старого мошенника. Но меня потрясло то, что и мой отец оказался беспринципным человеком. Он и его приятели за глаза поливают грязью Чонси Риккера, но, когда встал вопрос о его членстве в клубе, у них духу не хватило выступить против.
– Но это же пустяк.
– Нет, не пустяк. Для людей отцовского поколения не существует таких принципов, которыми они не смогли бы поступиться. Не понимаю, почему это так, но это так. Я всегда готов простить честное заблуждение, но я не готов выслушивать нотации от людей, чьи моральные устои – всего лишь фикция.
Мать подавленно молчала, сознавая его правоту. Они с мужем, как и все их друзья, были людьми принципиальными разве что на словах. Они могли быть хорошими или плохими по своей природе; зачастую они придерживались правил поведения, усвоенных еще в юные годы, но ни в ком из них не было той спокойной уверенности, какую она наблюдала в своих отце и деде. Ей казалось, что это как-то связано с религией. И одних лишь благих намерений было явно недостаточно для обретения такой уверенности.
Служанка объявила о прибытии такси.
– Пришлите Ольсена за моим багажом, – сказал ей Форрест и затем повернулся к матери: – Я оставляю машину и ключи, беру только одежду. Надеюсь, место в отцовской конторе пока остается за мной?
– Форрест, не говори так! Неужели ты думаешь, что твой отец лишит тебя куска хлеба, что бы ты ни совершил?
– Подобные вещи случаются.
– Ну не будь же таким упрямым, – сказала она сквозь слезы. – Пожалуйста, останься еще хоть ненадолго. Может, все образуется и отец постепенно смягчится. Порошу тебя, останься! Я снова поговорю с отцом. Я сделаю все, чтобы вас помирить.
– И ты позволишь привести Алиду в наш дом?
– Не сейчас. Не проси меня об этом. Я не смогу вынести…
– Все понятно, – отрезал он.
Пришел Ольсен за чемоданами. Мать следовала за Форрестом до входной двери, плача и цепляясь за рукав его плаща.
– Ты не хочешь попрощаться с отцом?
– Зачем? Я увижусь с ним завтра в конторе.
– Форрест, я вот еще что подумала: почему ты не поселишься
