Воздух пах солью, рыбой, бензином.
Дион Бартоло глянул на него с переднего сиденья:
– Ты что, спросил у этой цыпочки, как ее зовут?
– Для поддержания беседы, – пояснил Джо.
– Надевал ей наручники, а сам будто потанцевать ее приглашал? Клеился к ней?
Джо на минутку высунул голову из открытого окна, поглубже втянул в себя грязный воздух. Паоло отъехал от пристани и погнал машину вверх, к Бродвею. Этот «нэш-родстер» легко делал тридцать миль в час.
– Я ее раньше видел, – заявил Паоло.
Джо втянул голову обратно:
– Где?
– Не знаю. Видел. Точно. – Машина запрыгала по Бродвею, и они запрыгали вместе с ней. – Может, тебе стоит написать ей стишки?
– Написать ей стишки, черт дери, – повторил Джо. – Может, тебе стоит малость сбавить газ? А то можно подумать, будто мы что-то натворили.
Дион повернулся к Джо, опустив руку на заднее сиденье:
– А ведь он как-то написал стихи для девчонки. Я о братце.
– Заливаешь?
Паоло встретился с ним глазами в зеркале заднего вида и важно кивнул, подтверждая.
– И что было дальше?
– А ничего, – ответил Дион. – Она не умела читать.
Они двинулись на юг, в сторону Дорчестера, и встали в пробке из-за лошади, которая пала возле площади Эндрю-Сквер. Машинам приходилось объезжать и лошадь, и перевернувшуюся тележку со льдом, которую она везла. Острые ледяные осколки блестели в трещинах брусчатки, словно металлическая стружка, и развозчик льда стоял возле трупа, пиная клячу под ребра. Джо все время думал о той девушке. Руки у нее были сухие и мягкие. Очень маленькие, розовые с лиловатыми венами на запястье. На наружной стороне правого уха – черноватая родинка, а вот на левом ухе такой нет.
Братья Бартоло жили на Дорчестер-авеню, над мясником и сапожником. Мясник и сапожник были женаты на сестрах и ненавидели друг друга не намного меньше, чем собственных жен. Впрочем, это не мешало им устроить в общем подвале бар с нелегальной выпивкой. По ночам сюда являлись со всех остальных шестнадцати приходов Дорчестера и даже из дальних мест вроде Северного берега, чтобы отведать лучшее спиртное к югу от Монреаля и послушать, как негритянская певица Делайла Делют поет о разбитом сердце, в том заведении, которое местные жители прозвали «Шнурок», и это раздражало мясника настолько, что он в конце концов облысел. Братья Бартоло заходили в «Шнурок» почти каждый вечер: ничего такого, но только Джо казалось идиотством поселиться над этим заведением. Всего один законный рейд честных копов или агентов казначейства[5] (пусть такое и кажется почти невероятным) – и они запросто могут вломиться к Диону с Паоло и обнаружить деньги, оружие и ювелирные украшения, происхождение которых никогда не сумеют убедительно объяснить эти два итальяшки, работающие в бакалейной лавке и универсальном магазине соответственно.
Украшения они обычно
В период действия сухого закона в США агенты казначейства боролись с нелегальной торговлей спиртным.
