книга будет иметь большой успех на Рождество. А ты, Маркус? Что у тебя есть на Рождество?
– Я сейчас за нее засяду! – в панике вскричал я. – Я успею! Устроим большую рекламную кампанию, и все получится! Людям понравилась первая книга, понравится и вторая!
– Марк, ты не понимаешь: все это можно было бы сделать еще несколько месяцев назад. В том и состояла стратегия: оседлать волну успеха, накормить публику, дать ей то, чего она хочет. Публика хотела Маркуса Гольдмана, но поскольку Маркус Гольдман тихо слинял во Флориду, читатели пошли и купили книжку кого-то другого. Ты экономику учил хоть немножко, Марк? Книги стали взаимозаменяемым продуктом: люди хотят, чтобы роман им нравился, они хотят расслабиться и развлечься. Если этого не дашь им ты, значит, даст твой сосед, а ты отправишься прямиком в корзину.
Перепуганный пророчествами Дугласа, я засел за работу как одержимый: я начинал писать в шесть утра и заканчивал не раньше девяти-десяти вечера. Целыми днями я сидел в кабинете, писал без передышки, набрасывал слова, начинал фразы, придумывал все новые идеи романа. Но, к величайшему моему разочарованию, ничего стоящего не получалось. Со своей стороны, Дениза целыми днями беспокоилась о моем состоянии. Делать ей больше было нечего, диктовки кончились, почту разбирать было не нужно, кофе варить не нужно, и она вышагивала взад-вперед по коридору. А когда силы ее иссякали, начинала барабанить в дверь.
– Маркус, умоляю, откройте! – стенала она. – Выйдите из кабинета, погуляйте в парке! Вы же сегодня ничего не ели!
В ответ я орал:
– Не хочу есть! Не хочу есть! Нет книжки – нет еды!
Она почти рыдала.
– Не говорите таких ужасов, Маркус! Я сбегаю в закусочную на углу, принесу вам сэндвичи с ростбифом, ваши любимые. Я мигом! Я мигом!
Я слышал, как она хватает сумку, бежит к входной двери и устремляется вниз по лестнице, как будто ее поспешность может что-то изменить в моем положении. Ибо я наконец постиг размеры поразившего меня бедствия: когда я был никем, написать книгу казалось мне делом очень легким, но теперь, когда я достиг вершины, теперь, когда нужно взвалить на плечи свой талант и повторить изнурительный поход за успехом, то есть написать хороший роман, я чувствовал, что больше на это не способен. Меня убивал страх чистого листа, и помочь мне не мог никто: все, с кем я говорил, твердили, что это совершеннейшие пустяки, самое обычное дело, и если я не напишу свою книгу сегодня, то конечно же напишу завтра. Два дня я пытался работать в моей прежней комнате в Монтклере, у родителей, той самой, где нашел вдохновение для первого романа. Но эта попытка закончилась самым жалким провалом, которому отчасти, возможно, поспособствовала моя мать, в частности потому, что она оба дня просидела рядом со мной, вглядываясь в экран моего ноутбука и повторяя: “Очень хорошо, Марки”.
– Мама, я не написал ни строчки, – в конце концов произнес я.
– Но я же чувствую, что это будет очень хорошо.
– Мама,
