домой, почти успокоилась.
Надежды Нины на скорое возвращение сына не оправдались. Как и расчеты Ростика на мирный диалог с обманутым супругом, который возжелал сатисфакции. Противопоставить ему оставалось только мужество. Силы были несопоставимы. По рассказам Ольги Ростик знал, что бывший муж здоровяк, каких мало. Только одно дело услышать, второе увидеть, и, наконец, третье, почувствовать на шкуре. Не успел Ростик подумать «Ой-ой-ой», как уже летел в окно, которое вывалил вместе с рамой. Дальнейшее хорошо известно. Ольгу выставили из общежития, Протасова посадили на нары. Прилетев к сыну в больницу, Нина грешным делом подумала, что с тандемом Ростик-Дылда покончено раз и навсегда. Но, не тут-то было. Изгнанные из общежития, словно Адам и Ева из рая, они сняли квартиру на окраине. Ростик изредка навещал мать. Ольга не появилась ни разу. В конце четвертого курса Ростик объявил Нине, что они расписались.
– Что сделали? – поперхнулась Нина.
– Расписались.
– И ты мне даже не сказал?!
– Вот теперь говорю. – Ростик не думал оправдываться. – Мы никому не сообщали. Как только Оля получила развод, поехали в ЗАГС и зарегистрировали брак. Канцелярская процедура, не более.
– Маме бы мог все же сказать, – упрекнула Нина, чувствуя, что свадьбу сына у нее украли. Впрочем, она толком не знала, огорчаться ли по этому поводу. С тех самых пор, как Олег Капонир оставил семью, в мозгу Нины поселилась унылая и навязчивая мысль: теперь она вечно одна, как та медведица из мюзикла Добрынина. Сыну и за папу, и за маму. С годами тоскливое ощущение семейного дисбаланса несколько притупилось, но не исчезло, как протекающая хронически болезнь. Будь то родительское собрание, или районная больница в Скадовске, куда сынишку привезли из пионерлагеря, выпускной школьный бал или томление под аудиторным корпусом, в толпе родителей абитуриентов, Нина всюду была одна. Опекая Ростика вследствие этого сверх меры, балуя и довлея одновременно, Нина Григорьевна еще острее чувствовала одиночество, болезненно морщилась при виде других ребят, у которых отцы, как отцы (они, ребята, видимо лучше моего), комплексовала по этому поводу и щедро передавала комплексы сыну. Как и всякая любящая и заботливая мать, Нина частенько задумывалась о том, какова она будет, избранница сына, мечтала о замечательно вежливой, трогательной принцессе, которой с радостью станет матерью. Но, каждый раз размышляя о свадьбе, Нина не забывала о дисбалансе: родители невесты, будьте добры – туда, родители жениха, простите, мама, прошу, сюда.
– Значит, ты теперь женат!
– Женат, мама.
«Ох, и зачем ты себе на шею ярмо так рано повесил?» — захотелось возопить Нине Григорьевне, но она благоразумно смолчала.
– И… – Ростик в задумчивости потеребил нос. – Я хотел тебе сказать… у нас с Олей будет ребенок.
Нина вытаращила глаза.
– Тебя, похоже, удивляют мои способности? – осведомился Ростик, давая понять Нине, что ее реакция не осталась незамеченной.
– Какой месяц? – выдохнула госпожа Капонир.
– Насчет аборта интересуешься?
– Ты
