бывший опер. – А вас никто судить не собирается. Вы просто попадете под машину… или свалитесь с лестницы, например.
Ему было неприятно пугать женщину, но как иначе заставить ее отвечать на вопросы.
– Как вы смеете…
Светлана вдруг заплакала. Слезы потекли по ее щекам, размывая крем и проделывая темные дорожки.
– Когда же это кончится? – стенала она, всхлипывая. – Он мне жизнь сломал! Я даже ребенка не смогла родить… Сема был против. Дети, мол, помеха для творчества! Я вкалывала за двоих, а он искал себя… целыми днями валялся на диване, ждал вдохновения. А оно все не являлось и не являлось. Мы ругались, скандалили, и каждый раз я оказывалась виноватой в том, что он не состоялся как художник. Я не стала его Музой! Понимаете? Он на это рассчитывал. Я должна была спать с ним, заботиться о нем, зарабатывать на хлеб насущный, да еще и служить Музой!
– Он не писал вас?
– Я отказывалась позировать ему, – призналась Светлана.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, из упрямства. Мне претила его слащавая манера, его старомодные идеалы красоты. Его кумиры – Боттичелли и Леонардо, а я не воспринимаю такую живопись. Мне по душе Пикассо и Сальвадор Дали.
– У вас разные вкусы?
– Разные вкусы… – с горечью повторила Светлана. – Скорее, разное мироощущение. Сема твердил, что я сею хаос.
Лавров представил Светлану в образе Джоконды и внутренне улыбнулся. Ничего более неподходящего нельзя было вообразить.
– Артынов предпочитал порядок?
Она подняла на собеседника заплаканные глаза под намалеванными смоляными бровями.
– Вы говорите так… словно Сема умер.
– Он стал другим человеком после развода. И другим художником. Как вы это объясните?
Светлана пожала плечами, и ее балахон всколыхнулся.
– Вероятно, ему не нужно было жениться. Любые узы сковывают.
– Вам есть что скрывать? – прищурился Лавров.
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Каждый человек ведет внутри себя тайную жизнь, какую он не решился бы вести открыто. Разве у вас ни разу не появлялось желания, чтобы кто-нибудь умер?
Роман вспомнил, как в сердцах желал смерти Колбину, своему шефу, а потом стыдился этих мимолетных мыслей. Светлана права. Каждому стоит заглянуть в себя, прежде чем судить других.
– Люди – не ангелы, – буркнул он.
– Вот и я не ангел. Но Ольгу я не убивала. Мы были едва знакомы.
– А ваш бывший муж мог ее убить?
– Раньше я могла бы поклясться, что нет. А сейчас… – Светлана поежилась, словно ее тело охватил озноб. – Проклятый Артынов! Он так резво пошел в гору, что я в недоумении. Я наивно полагала, что знаю его как облупленного. Он удивил не только меня. Его краски внезапно ожили, заиграли, затрепетали! В этом на самом деле есть нечто дьявольское…
– Что вы скажете о его первой натурщице, Ложниковой?
– Артынов рассказывал о ней взахлеб, не стесняясь.
