Свили не шокирован, он обалдел от такого. Этот человек, это существо, напротив него сидящее, только что слопало первый кусок его королевского бифа, пышного, средней прожарки бифа, который он собирался съесть у камина в собственном двухэтажном особняке с дорогим фасадом, выложенным толчеными раковинами.
– Никогда, слышишь, никогда не ешь из моей тарелки, – говорит он медленно, вязко, как будто стараясь придушить её этой фразой.
– Да брось ты, – кидает она и продолжает выковыривать фарш из тестяных листов.
– Никогда этого не делай, – говорит он, неимоверными усилиями сдерживая своё желание вывалить её же раскорёженую еду ей на голову. – Никогда, – повторяет он как мантру, накачивая вилкой желваки на руках.
– Слушай, ну чего ты так расстроился, я же просто попробовать хотела, – говорит женщина, повизгивая своим таким чрезмерно родным фальцетом.
Мужчина вонзает вилку в кусок, не сводя с неё глаз, быстро его съедает, и теперь это, конечно, не то, теперь это обычное набивание желудка, и никакого камина нет, и нет биржевых друзей, и он обычный сантехник с сальным животиком, двумя детьми, не проявляющими к нему интереса, женой, пропахшей школьными тетрадками, и с кучей долгов – неудачник, одним словом, конченый неудачник.
– Зачем так злиться? Я же маленький кусочек взяла, смотри, сколько ещё осталось… Между прочим, человека отличает от животных именно способность делиться, – не прекращает верещание женщина. И нет бы как-то это говорила про себя, но она вслух говорит и с таким лицом раздражающе-весёлым, как будто ей и вправду ситуация эта показалась довольно забавной.
Он ещё раз пробует успокоиться, нанизывает вкусный большой кусок и несёт в рот, испытывая последний шанс вернуться в дом с красивым фасадом, и на сей раз ему почти удалось, но тут происходит что-то запредельное: она стаскивает у него черри прямо рукой из тарелки.
– Хотела помидорку попробовать.
Это конец. Мужчина вываливает ей майонез на голову, брызжет кока-колой прямо ей в лицо, разбивает потолок стулом, и ей на голову летит штукатурка – всё мысленно проделывает, но картинки в голове натуралистические, очень реальные. И постепенно у Свили поднимается настроение, постепенно он в себя пришёл, даже улыбается от того, что так эффектно ему удалось ей отомстить за все эти годы устрашающего семейного счастья.
Он даже позор её изобразил: она сидит с этими башнями на голове, а вокруг все смеются над ней, показывают пальцами и смеются, мол, вот какая страшненькая, да к тому же учительница; наверное, пропахла бумагой вся, от женщины ничего и нет.
Такое он представляет, поедая свое мясо, закидывая кусок за куском в рот, так он улыбается оттого, что вечер понемногу налаживается и не вконец испорчен.
– Будьте добры, счёт, пожалуйста.
По дороге домой она идёт рядом, но не слишком, метр или полтора расстояние, обижена, но ему до этого никакого дела, он сегодня в который раз
