тянуть свою проволоку через одно из мизерных отверстий на деревянной пластине с точными указателями величин как нот, и это была немая музыка.
…Парочка вышла на улицу, разбивая световой ковёр на мистические фигуры, которым не было названия. Спрятали пустой мешок под одеждой, запахнулись в тени, чтобы казаться серее. Мужчина смущенно искрился, и оба были в особом состоянии нервов, настолько особом, что даже вспомнили в один момент вместе о старом подарке: это было слово, тайное слово, которое им подарил один из знакомых – тот самый Феофан. «Взбудоражены» – сейчас оно подходило как никогда.
– А что ты думаешь, мастер их видел? – поинтересовалась она тихо-тихо, пока они выбирались из окрестностей.
– Почему бы и нет? Я читал, что некоторые смогли избежать… И они помнят.
– Как же они смогли избежать?
– Просто не восприняли всерьез.
– Но эти заглушки… Как они смогли уберечься, если все дышат? Как они могли не дышать?
– Какие-то фильтры для ноздрей… Я читал.
– И как они поняли?
– Загадка.
…Две недели промчались стремительно, и вот опять тёмной влажной ночью они крались по мясистым земляным рытвинам осторожно, боясь внедриться в сюрприз, как то ловушка или агрессивные норы. И вот опять всё повторилось у дома: глаз около двери, глухой голос, время ожидания. Человек сидел в той же позе.
– Здравствуйте, мастер, мы пришли, вот.
– Присаживайтесь туда же. Сумку под лавку.
– Хорошо, хорошо.
Потом они сидели в тишине, и хозяин нагнетал предвкушение, и все предвкушали, и это было торжественное вступление, кажется, так можно было определить – как «торжественное» от слова «торже» и вступление. Наконец, мастер улыбнулся и медленно выдвинул из пола ящик, где покоилась тайна.
– Я открою, – сказала девушка, переняв сверток, как опыт.
– Осторожней, милая. Там, наверное, зубы…
– Оно не было хищником, – смеялся проволочник, и все вместе смеялись, пока она разматывала чехол.
Это был такой момент для них сейчас, это был момент, когда они вот-вот должны были увидеть фрагмент времени, которое у них выкрали, отобрали, запечатали маркировкой несуществования. Такой момент… Вида открыла и тут же вскрикнула, не сдержалась:
– Это оно – «корова»! Боже… Оно такое красивое.
– Очень красивое!
– Зубы как стены…
– И рога!
– А тут ещё что-то на животе…
– Это вымя, – пояснил мастер.
– Вымя… Как это хорошо звучит и выглядит…
– Как растянутая звезда.
– И такое ведь бывает! Надо же…
Они теребили это существо, передавали из рук в руки и всё пытались перескочить от обычной вежливости к настоящему восторгу. Им было бы страшно делать это в другом месте: это была такая проблема в их эпохе – эмоции приравнивались к порокам. Быть эмоциональным считалось
